Великое чудо любви

Но самое любимое – это уборка в ванной. Я начинаю с раковины и дальше двигаюсь по часовой стрелке. Предвкушая удаление известкового налета с ручки смесителя, я аж трепещу от удовольствия. Сгинь, нечистый, возглашаю я в праведном гневе. И мысли тотчас обращаются к стенкам моих собственных артерий, забитых холестериновыми бляшками: если бы их можно было прочистить с такой же легкостью! Зажав в зубах воображаемую сигару, как Клинт Иствуд в фильме «Хороший, плохой, злой», я хватаю пульверизатор и распыляю на зеркало струю чистящего средства. Желтой стороной губки, гладкой и мягкой, удаляю разводы и грязь, а оставшиеся горизонтальные следы стираю универсальной впитывающей салфеткой. По мере того, как рука с губкой движется взад-вперед, в центре натурального цвета рамы проявляется мое лицо: старик с пожелтевшими от никотина усами, под глазами синюшные мешки, рот – опрокинутая скобка, смотрящая вниз. И все же, говорю я своему отражению, когда-то ты был молод и слишком погружен в мечты, чтобы страдать. Ты мчал по жизни, как мальчишка теплым летним вечером, опасаясь лишь того, что в мопеде кончится бензин и придется толкать его в гору до самого дома. Жена, дети, женщины, политика, чокнутые: все приходило и уходило так быстро, что вместо шрамов у тебя остались только морщинки вокруг рта и глаз. В ту пору тебя все забавляло, все было театром, и даже сама жизнь – фарсом с тобой в главной роли. Но счастье – явление крайне переоцененное: оно делает нас поверхностными. А ты, говорю я глядящему на меня отражению, в отличие от этого зеркала, и вовсе никогда не имел привычки к рефлексии.

В какой-то момент эта жизнь-спектакль начала тебя разочаровывать. Так ведь, Фаусто? После отъезда Эльбы ты стал больше времени посвящать частной практике, а не лечебнице. Ты, мой дорогой «докторишка», обнаружил, что матримониальные кризисы позиллипских дамочек куда выгоднее сложных психиатрических случаев. И вскоре впервые, вместо того чтобы покупать очередную запчасть, просто пошел в автосалон, откуда уехал на новой машине. Ну вот, раковина блестит и сияет, теперь пора приниматься за биде.

Видишь ли, дорогой Меравилья, влезать в чужие жизни и в самом деле утомительно, а твоя шкура, похоже, оказалась не такой толстой, как ты думал. Психические расстройства – область настолько темная и безграничная, что даже самому искушенному исследователю немудрено сбиться с пути, а ты к концу смены разве что сам не начинал болботать. И вот однажды утром – это был август 1995-го, Эльба уже три года как уехала – тебе позвонили сказать, что тот парень из Бинтоне, вечно твердивший: «Выйдет что-то?», лежит на тротуаре семью этажами ниже собственного балкона. Положив трубку, ты первым делом подумал, что должен был оказаться там, на улице, и поймать его на лету, чтобы он ничего себе не повредил. Но быстро понял, что ловить людей под балконами – работа невыполнимая, и почувствовал себя бесполезным. Ты не спал ночами, вопрошая: «Выйдет что-то?» Но если уж Сандротто, которого тебе столько раз приходилось госпитализировать и выписывать, вернувшись домой, все-таки бросился с балкона, то нет, у тебя тоже ничего бы не вышло. И ты мало-помалу сдался. Боль этого мира предала тебя, Меравилья. С того момента между тобой и психиатрией все было кончено. Как в любовной истории, когда утеряно главное – доверие: да, мы по-прежнему вместе, но дорога у каждого своя.

Напоследок – унитаз, и тогда уже все, но здесь нам понадобится грубая сторона губки, способная справиться с любыми трудностями. Давай, Меравилья, покажи, на что способен!

Я тру и тру, пока не стираю ногти, время от времени бросая короткий взгляд в зеркало.

Ты так долго был молод, говорю я наблюдающему за мной старику, что сам этого не сознавал. А потом вдруг понял, что время вышло, хотя, казалось бы, ничто не предвещало. Ты вышел на улицу, но тебя больше не замечали: старики – невидимки, ненужные сущности в поисках временного места обитания, пока не переберутся на окончательное – кладбище. Но раньше их хотя бы отпускали с миром, а теперь без сиделки, вставляющей тебе катетер и стягивающей подгузники, ты никто.

Мой сосед Альфредо Квалья, к примеру, меняет своих сиделок раз в месяц. В молодости я делился с ним новостями о лечебнице, а он публиковал их в своей газете. Мне неоднократно удавалось протащить заметки вне всяких правил, включая и тот раз, когда я устроил Чемпионат мира среди чокнутых. Альфредо мигом стал знаменитостью, его хотели заполучить все газеты страны. Эльба тоже попала на первые полосы.