Великое [не]русское путешествие

Мы вплывали в Коринфский залив Ионического водоема, кстати.

— Красиво, — рассудил я. — А что, извините, — интересуюсь, — конечный пункт назначения нашего будет?

— Итака.

2

Итака наводит на некоторые, обидные для итакского патриотизма итакцев и итакчанок размышления: может, Улисс таки знал, что делал, затягивая путешествие? Чтоб подгадать вернуться аккурат к серебряной свадьбе? (Приблизительно так следует понимать 40 лет турне наших прапра- по Синаю: виды красивые. Не Катамон, ох, не Катамон…)[309] Однако постепенно, постепенно…

…Постепенно Великий Нерусский Путешественник сообразил, что дела его швах. Драхм в кармане ровно на мороженое, и долог путь до Типперери, не говоря об обратно. С билетом на остров Гидру, конечно, можно доплыть до Итаки (если воровать пищу у зазевавшейся в схватке с морскими пиратами матросни, спать вместе с гребцами или продать себя в рабство к симпатичным рабовладелицам из туристок поблондинистей) — но обратно? в ставшую почему-то такой родной — столицу суфлаки, сиртаки и бузуки, в Афины? Где билет, в свою очередь, в мансарду, где томится, в свою очередь, предчувствиями Аглая. Где хорошо, где сухопутно, где скоро отключат телефон. Нет, нет, пусть отсохнет моя правая рука, если я забуду тебя, о Иерусалим![310] За борт?

Плавать Михаил С. Генделев умеет. Он умеет плавать в джакузи, в ванне умеет. В Зеленогорске тоже умеет, хотя и холодно ниже пупка.

Лайнер «Александрос Великос» начало ощутимо качать и уже хотелось перекусить…

Плыть в изумрудном волнении, при полном знании, что вот этот бинтик на горизонте — и есть Эллада, а Пелопоннесик вообще истаял — нет! Генделевы этого не любят. Навыки водоплавания отмерли вместе с рудиментными пионерлагерными ластами. Хвост — он да, он есть (так считают, по крайней мере, многие новые репатриантки). Наверное, он — хвост — плохо взбивает бурун за кормой. Нет, безусловно нет! Никаких водных процедур.

Калоша «А. Македонский» имела, как выяснилось, — шагов 25 от носа до хлюпания винта и шагов сильно меньше от леера до леера, если даже обойти трубу и капитана в будке. Дураков на Итаку было насчитать по пальцам штук пятнадцать, из которых уже половину тянуло не то чтобы блевать, но за борт не смотреть. Путешествие грозило удаться на славу. Признаться, я пригорюнился.

Пригорюнившись, я стал автоматически подпевать. Слуха у меня нет (что не мешало мне однажды судить в жюри с Кукиным[311] конкурс самодеятельной авторской песни иерусалимского разлива. С другой стороны — что мне только не приходилось судить, включая «Мисс Бюст Нижнего Новгорода». Хотя сам бюст не ношу), музыкально-вокальных данных кот наплакал, хотя могу громко.

Пою я обычно как раз в связи с водой. Принимая душ, например. Раньше, во время моего вокализа а капелла, приходили соседи снизу — тихие незлобивые иракцы, спрашивали: «Что случилось?» Теперь они старенькие, им — иракцам Бузагло — тяжело карабкаться на мой чердак, плюнули, смирились.

Так вот, стал я автоматически подпевать. «Стюардесса по имени Жанна» называется песня. Я тем, с правого борта, оказывается, начал автоматически подпевать. Они удивились, пришли на голос знакомиться. Люда и Мила, бизнес-леди. Из ближнего зарубежья Караганды. Вместе они весили четверть тонны. Хохотуньи. У них, кстати, имелось кроме того, что им Б-г дал (а Он дал!), еще и чего Б-г послал, в том числе литры «Метаксы». Морская болезнь на хохотунь не действовала, а с греками (девочки их называли «чурки») бизнес-леди, по их словам, не спаривались. О бизнесе своем отзывались туманно, все время поминая недобрым словом «кинувшего их» Изьку. Плыли «мир посмотреть, себя показать». Показывали они себя в многократном золоте (серьги, зубки, колечки), брюликах и других драгметаллах. Милка носила норку, а Людка ангорку.

Любознательность их была безгранична. В виду Миссолонги за бортом я им близко к тексту подал горестную историю лорда Байрона Д. Г., этого гордого солнца английской в переводе Маршака поэзии, этого «из тучи сознания блещет молния»[312] (впрочем, это, кажется, из Шелли Перси Биши), в общем, по нашему с Людкой и Милкой консенсусу — клевого чувачка.

Народно-освободительную деятельность лорда девушки не одобрили, но художественное стихотворение:

А что любовь? Разряженная кукла,
Чтоб нянчиться, сюсюкать и ласкать и т. д. —[313]

произвело должное впечатление.

На каденции перед финалом —

Явите в целостности мне
Тяжелый жемчуг, растворенный в чаше… —

(шел второй час второй литрухи «Метаксы», так что вы можете меня понять. — М. Г.), так вот: «…растворенный в чаше…»

Египетской царицы, — и тогда
Я соглашусь, что есть у вас любовь
А не одни касторовые шляпы! —

девки мрачно потупились, а я вспомнил, что это не Байрон, а таки Перси Биши, но этого им не сказал, не хотелось огорчать.