Атака пехоты всегда сопровождалась большими потерями. Для сокращения потерь германцы применили штурмовые плацдармы – окопы для атаки, выдвинутые вперед из основной линии обороны. Они должны были позволить за короткое время достигать окопов обороняющихся – чтобы подвергаться заградительному огню минимальный отрезок времени. Находившийся в 86‑й пехотной дивизии выдающийся теоретик и практик артиллерии полковник Г. Брухмюллер опыт именно Третьей Праснышской операции заложил в основу своей теории прорыва укрепленных позиций – как для Французского, так и для других фронтов.
Таким образом, не военное искусство и не качество германского солдата привели противника к тактическому успеху в этой операции, а лишь численный перевес и материальное преимущество.
Соединения и части 1‑й русской армии продемонстрировали потрясающие стойкость и боевую упругость. Несмотря на пассивность армейского руководства, они пять дней выдерживали беспрецедентный огонь и атаки многократно превосходящего в силах и средствах противника. Сорвав планы германцев, армия вышла из сражения несломленной и вполне боеспособной. Она потеряла 37 % личного состава, но ущерб в материальной части был относительно невелик. Армия вышла из труднейшего положения с честью и с относительно невысокими потерями.
Летняя Праснышская операция ярко высветила выдающиеся боевые качества сибирских и туркестанских стрелковых частей. Военный специалист отмечал применительно к сражению сибиряков с 11‑м армейским корпусом немцев в первый день сражения: «…моральные силы стрелков не были подавлены массой огня в период подготовки, и атака частей XI германского корпуса была отбита, что заставило Гальвица бросить в бой половину пехоты своего армейского резерва. Бой за первую линию обороны продолжался свыше двух часов; германцам не дешево достался их успех, но и русские стрелки потеряли свыше 50 % своего состава. Такой процент потерь весьма часто имеет своим последствием потерю боеспособности и лишь особенно доблестные части могут без утраты боеспособности выдерживать потери до 75 %». 11‑я Сибирская стрелковая дивизия и при потере свыше 75 % личного состава продолжала сражаться – несмотря на то, что на участках удара германцам удавалось сосредоточивать число орудий, в 8—10 раз превышающее количество стволов русской артиллерии.
Только русская (в большей степени) и германская (в меньшей степени) армии могли сражаться при высоком уровне потерь. Например, одно из лучших соединений германской армии – 1‑й Баварский корпус – при вышеупомянутом уровне потерь в дни Марнской битвы фактически потеряло боеспособность, о чем свидетельствует русский военный агент во Франции: «I Баварский корпус отправлен в Мюнхен для полного переформирования вследствие потерь, достигших 75 процентов».
Немцы-фронтовики на страницах работы В. Бекмана восхищенно отзывались об атаке 2‑й бригады 14‑й русской кавалерийской дивизии у Нерадова 3 июля, отмечая, что в тот день они прониклись уважением к русской коннице.
Отношение германцев к подвигу русской конницы в этой атаке проявилось сразу после боя. Так, при попытке взять германскую батарею попал в плен тяжелораненый поручик-гусар Геништа. 4 июля, при посещении полевого лазарета германским генералом, ему было выражено восхищение геройством русской кавалерии и как знак особого уважения возвращено его Георгиевское оружие, пожалованное за прежние подвиги (правда, при отправлении в тыл оно было вновь отобрано).
Следует отметить, что противник ничего подобного подвигу русской кавалерии осуществить в праснышских боях не смог – когда его конница атаковала русскую пехоту, она была опрокинута и переколота 21‑м Туркестанским стрелковым полком.
Отличились русские кавалеристы, прикрывая отход 1‑й армии. Так, в Описании военных действий 21‑го Донского казачьего полка есть следующие строки: «с 1‑го по 2 июля 1915 г., составляя арьергардное прикрытие отходивших частей 1‑го Туркестанского армейского корпуса, несмотря на сильный напор превосходных сил противника всех родов оружия, полк сдержал этот напор и предотвратил стремление противника обойти некоторые наши части с правого фланга и зайти в тыл, чем дал полную возможность этим частям отойти спокойно и занять позицию».
Мужество сибирских и туркестанских стрелковых частей, героизм конницы погасили активность превосходящих сил германских войск, способствовали тому, что 1‑я армия, относительно благополучно выйдя из сражения, заняла новые позиции.
В тактическом плане сражение интересно тем, что германская пехота пользовалась любым случаем для замены лобовых атак действиями во фланг и тыл русских войск. Фронтальная атака крайне трудна, что доказывает ряд неудач, испытанных германцами при атаках на сибирские и туркестанские части: имея тройной перевес сил, противник далеко не всегда достигал цели, ему приходилось несколько раз возобновлять удары, чередуя их с артиллерийской подготовкой. Так, русские донесения насчитывали на некоторых участках до 9 отбитых атак в день.