Великое расширение

Это было в среду. Ни в четверг, ни в пятницу А Боонь в кампонг не заглядывал. Он позвонил Натали и сказал, что ему надо доделать отчет для заместителя министра. Судя по голосу, она не огорчилась, хотя, если подумать, А Боонь вообще ни разу не видел Натали огорченной. Но, возможно, он просто не понимает ее? Эта мысль так зацепила его, что следующие несколько дней он выискивал в памяти случаи, когда Натали выглядела расстроенной. С чего он решил, будто изучил ее, если не способен даже определить, радуется она или печалится? Это привело его к выводу, что он совсем не знает Натали. Сестры, с которыми она его не знакомит, загадочный отец, чья подлая природа остается непонятной ему.

Субботу он снова провел в министерстве.

Натали знает его родственников и друзей. Она ходит по тем же тропкам, какими А Боонь в детстве бегал в школу. Однако кое-чего о нем она не знает. Натали никогда не встречалась с Па, чье отсутствие по-прежнему зияло в жизни А Бооня дырой. Па исчез. И Сыок Мэй исчезла. И рыба. А теперь исчезает сам берег.

Если он хочет связать свою жизнь с Натали, она должна узнать о нем главное. Острова. Он покажет ей острова.

А Боонь вскочил и побежал на автобус, который шел до пансиона, где жила Натали.

Пансион располагался в районе, хорошо известном А Бооню еще со студенческих времен. Он прошел мимо многолюдного старого храма. Кто-то из старейшин местной общины рассказывал, что когда-то это был морской храм и находился он рядом с портом, чтобы перед выходом в море моряки молились морским богам. Потом ан мо засыпали гавань песком, который добыли из близлежащего холма, отодвинув побережье туда, где оно сейчас и находится. И храм потерял свое морское значение. А Боонь вошел внутрь и зажег несколько молельных палочек. Он просил, чтобы Натали не бросила его, чтобы он придумал, как сохранить ее. Он вдруг вспомнил, что Натали католичка, а католики не отрекаются от своей религии, это А Боонь знал, значит, если они поженятся, ему тоже придется принять католичество.

Он вышел из храма и направился к пансиону. Он располагался в старом шопхаусе на шумной улице, над продовольственной лавкой, похожей на ту, которой заправлял в кампонге Суи Хон, только намного просторнее. Внутри громоздились корзинки с чили, сушеными грибами и зизифусом. Хозяйки принюхивались к связкам чеснока, продавцы, восседая на высоких стульях, кричали любезности проходящим по улице девушкам. Рядом с лавкой ютился магазинчик со снадобьями, за ним – столярная мастерская, а потом закуток портного. Мимо катили велосипеды, стучали колеса повозок рикш. С белья, выстиранного и развешанного на бамбуковых палках, что торчали из окон верхних этажей, капала вода.

Здесь А Боонь прежде не бывал. Как странно, что Натали живет в таком месте, среди всех этих людей и шума, в здании, по ее собственным меркам ветхом и опасном. А Боонь поднялся на второй этаж. За стойкой сидела, обмахиваясь веером, преклонных лет женщина. По радиоприемнику, стоящему в углу, передавали радиопьесу на кантонском диалекте. Женщина была полная, в чистой одежде. На шее поблескивала золотая цепочка.

Прищурившись, женщина посмотрела на него. На цепочке висел крупный кулон из бледного нефрита, судя по всему, очень дорогой, поэтому А Боонь решил, что перед ним хозяйка пансиона.

А Боонь поздоровался и спросил про Натали, но на кантонском наречии он говорил плохо и то и дело запинался.

– Я ее позову, – сказала хозяйка, – наверх мужчинам нельзя.

Она окликнула маленькую девочку, игравшую на подоконнике клубком пряжи. Девочка убежала наверх.

А Боонь беспокойно топтался у двери. Крики продавцов доносились с улицы даже сюда.

Внезапно он подумал о Сыок Мэй – вспомнил, что она тоже живет в шопхаусе в похожем районе. Боонь шагнул к открытому окну – вдруг как раз сейчас…

– Боонь! – послышалось сзади.

Он обернулся, на миг вообразив, что увидит Сыок Мэй.

Но увидел Натали. Она стояла возле деревянной лестницы, по которой убежала девочка. Волосы ее, обычно стянутые в хвост, сейчас плотным шелковистым облаком обрамляли лицо. Вместо белой униформы га-менов на Натали было бледно-желтое приталенное платье до середины икр, перехлестнутые крест-накрест тонкие ремешки босоножек украшали крошечные цветочки.

Чувства – облегчение или любовь, непонятно – переполнили А Бооня, ему показалось, что он вот-вот взлетит. Звуки внезапно сделались особенно отчетливыми – неестественные голоса из радиоприемника, постукиванье наманикюренных ногтей хозяйки по потертой стойке, грохот и гул улицы за окном.

– Давай поженимся, – сказал А Боонь.

– Что?

– Поженимся, – повторил он.

Он взял ее за руку – теплая ладонь, прохладное запястье – и прижал большой палец к ее коже, считая пульс.

– Я не…

– Подожди с ответом, – перебил ее А Боонь.

Он поднес ее руку ко рту и увидел, что Натали хмурится. Нет, отказа он не допустит.

– Не отвечай, сперва я кое-что покажу тебе.

– Я правда считаю, что…

Он зажал ладонями уши:

– Ничего не слышно, ни единого слова.

Натали рассмеялась.

– Хорошо, – прочитал он по ее губам, – покажи.

Глава 34