Великое расширение

Меньше сомнений вызывали страдания городских работяг. Ассенизаторы, строители, фабричные рабочие, водители автобусов – А Боонь узнал, в каких тяжких условиях они вынуждены жить, как мучаются ради жалкого куска хлеба, какие грязные каморки называют домом. А тем временем состоятельные англоговорящие дельцы и чиновники распивают в клубах коктейли и водят знакомства с облаченными в костюмы ан мо.

Теперь А Боонь понимал, что они в кампонге хоть и живут нелегко, но все же имеют возможность ходить куда захочется, а если деньги заканчиваются, то собирают фрукты или ловят крабов. Над ними нет начальников, им не надо прятаться от невоздержанного на язык бригадира, они свободны. Он не стал делиться этими соображениями с однокашниками, в этом новом пламенном мире его единственным козырем было то, что он из семьи рыбаков, – благодаря этому считалось, что он умеет работать.

Сыок Мэй и А Боонь попали в одну студенческую ячейку. Она состояла из пяти человек, которые все делали вместе. А Боонь и не предполагал, что существует столько способов заполнить день. Общественные бассейны, где блестели голые тела пловцов. “Рокси театр”, где, заплатив пятьдесят центов, ты два часа любовался, как П. Рэмли, разодетый в модные европейские костюмы, с набриолиненными волосами, влюбляется в блестящую Мариам Бахарум[28] с ее чудесной застенчивой улыбкой. Парки развлечений, где на палочках жарилось духовитое, истекающее жиром мясо, а на сценах без устали танцевали “девочки” в цветных чонсамах.

Все это было не в новинку троим остальным членам их ячейки – они выросли в городе и были немного постарше. Двух девушек звали Гэок Тинь и А Муи, имя юноши было Энь Соонь. Показывая все это Сыок Мэй и А Бооню, они изображали равнодушие и скуку, маскируя изумление и восторг, в который приводили их новые странные однокурсники, приехавшие из деревни. В шутку их называли суа ку, “горными черепахами”.

А Бооню такое приятельство казалось неестественным, словно они впятером играли в какой-то пьесе без зрителей. Но в итоге учеба и общение сделали свое дело, и А Боонь стал относиться к остальным как к дальним родственникам, дружелюбным и глуповатым, но привычным. Сперва особое его недоверие вызывал Энь Соонь, лидер студенческих союзов, горячий спорщик, похоже читавший все на свете – от Лу Синя и Ленина до Чарльза Диккенса. Однако со временем настороженность отступила перед добротой старшего однокурсника, который никогда не ставил Бооня в неловкое положение и не заставлял его чувствовать себя невеждой. Их отношения напоминали отношения между Боонем и Хиа, разве что у Хиа не хватало терпения опекать младшего брата.

В конце первого курса разразился громкий скандал: однажды, когда ректор другого училища направлялась на работу, в лицо ей плеснули азотной кислотой, и сделала это ее же ученица.

– На своих нападать нельзя. – Сыок Мэй расплакалась. – Так нельзя!

Их старшие друзья переглянулись и заерзали, словно считали, будто кислота – дело неприятное, но неизбежное. Эн Соонь неловко обнял Сыок Мэй за плечи, Гэок Тинь протянула ей салфетку. Но никто ничего не сказал. От ее слез им сделалось не по себе, все они уже давно оставили позади подобную сентиментальность. Директрисе они сочувствовали – ну разумеется, сочувствовали. Пережить такое никому не пожелаешь. И тем не менее этого следовало ожидать. Если сотрудничаешь с ан мо – закрываешь студенческие общежития, распускаешь их организации, доносишь на собственных студентов, – то жди последствий.

Даже спустя много лет А Боонь будет вспоминать тот роковой разговор и слезы Сыок Мэй, текущие по щекам в ямочках. Но позже насилие уже не вызывало у нее слез.

Шли годы. Им исполнилось семнадцать, восемнадцать, девятнадцать. Отношения между Боонем и Хиа становились все более натянутыми. А Боонь посещал училище в первую очередь благодаря Хиа, ведь именно старший брат помогал Дяде ловить рыбу. Хиа по-прежнему не понимал, зачем рыбаку училище и почему Боонь не возвращается сразу после учебы домой, чтобы помочь им, а вместо этого расхаживает по гостям, где они с однокурсниками сочиняют какие-то бессмысленные стихи и песни. Но сетования Хиа ни к чему не приводили, Боонь неудержимо отдалялся от кампонга, приходя домой только для того, чтобы поесть и поспать.

У него было столько дел! Дебаты, книги, дискуссионные группы, студенческие пикники. Боонь едва успевал. Связующим звеном для него везде была Сыок Мэй. Сыок Мэй с ее чистым звонким голосом, с волосами до середины шеи, прямыми и тяжелыми, словно мокрыми, с сияющими, будто два прожектора, глазами.