Великое расширение

Куда бы Сыок Мэй ни пошла, он следовал за ней, точно ее долговязая тень, говорящая так тихо, что никто не слышал. Ни один из них двоих толком не вписывался в атмосферу училища, где студентами были преимущественно горожане. Дело не в том, что остальные происходили из состоятельных семейств. Семья А Бооня кормилась за счет загадочных островов и продержалась даже в суровые послевоенные годы, когда большинство других семей подкосила стремительная инфляция и деноминация японской валюты. И тем не менее его однокурсники, даже бедные, знали о жизни не в пример больше. Они знали, как в политических дебатах плести из фраз плотную сеть и затягивать ее вокруг соперника, как извлечь выгоду из молчания или сердитого взгляда, как осушать одну бутылку пива за другой, не выказывая никаких признаков опьянения, разве что белки глаз чуть краснели. Сильнее всего его обескураживали юноши, их сальные шутки об однокурсницах, когда тех не было рядом, их байки о танцхоллах и уличных потасовках. Сперва на А Бооня и Сыок Мэй – те расхаживали в старомодных широких брюках, а руки их пахли морем – смотрели по-доброму снисходительно. Но Сыок Мэй этого, похоже, не замечала. Она вмешивалась в происходящее вокруг с таким упорным хладнокровием, что не считаться с ней было невозможно.

Этим она была отчасти обязана учителю Чи А. После войны тот вернулся в кампонг, и его политические взгляды изменились. Теперь он считал, что будущее за коммунистами, лишь они способны создать страну, жизнеспособную в современную эпоху. Коммунисты должны вести их маленький островок к независимости. Сыок Мэй брала у него книги и брошюры о борьбе в Индонезии, распределении земельных участков в Латинской Америке и ранних теориях о формировании социалистического уклада в афро-азиатских странах. Понимала она не все, но достаточно, чтобы произвести впечатление на остальных студентов.

Ее статус окончательно закрепился, когда Сыок Мэй пришлось рассказать историю своей семьи. Она по секрету поделилась ею с Гэок Тинь и А Муи и попросила никому больше не говорить, однако все, разумеется, узнали, и Сыок Мэй завоевала славу дочери настоящих патриотов и коммунистов. Вскоре она вступила в студенческий союз, насчитывающий тысячи участников.

Для А Бооня было неважно, что теперь ее волнуют другие вопросы, что она редко смеется и больше не хочет ходить в кино. Ему было неважно, что в училище она сделалась знаменитостью, что обожатели из числа однокурсников постоянно окружают ее, ловят каждое ее слово. Но когда приходило время возвращаться домой, остальные постепенно рассеивались, и А Боонь и Сыок Мэй отправлялись в кампонг вдвоем. Путь из города был долгий, особенно поздним вечером. Приходилось ехать на автобусе с одной или двумя пересадками, а потом автобус высаживал их на шоссе, и они шагали до самого кампонга. Во время таких поездок все новое в их жизни будто бледнело. Им вновь было по восемь лет, и они возвращались из школы домой.

А Боонь по-прежнему сопровождал Сыок Мэй на забастовки и носил еду и холодную воду почтовым служащим, санитаркам и таксистам, которые добивались справедливой оплаты их труда. В одну из таких вылазок он оказался в плотной толпе китайских студентов, марширующих по широкому бульвару к дому губернатора – разумеется, ан мо.

Они протестовали против введенной для всех граждан Малайской Федерации в возрасте от восемнадцати до двадцати лет обязательной военной подготовки. А Боонь, которому пошел двадцатый год, как и большинство однокурсников, регистрироваться на эту подготовку не стал. С какой стати он должен готовиться защищать власть имущих, когда те не допускают их до работы в государственных учреждениях лишь потому, что молодежь не желает принимать язык и культуру колонизаторов? Или ан мо хотят в один прекрасный день отправить их в джунгли на севере острова воевать с китайскими коммунистами, среди которых их соседи и братья? А что касается собственно регистрации, так никто еще не успел забыть “регистрацию”, устроенную японцами. “Бумажки и номера – для собак!” – выкрикивали они лозунг, придуманный особенно харизматичным лидером студенческого союза.

Даже студенты университетов покинули свой уютный англоязычный мирок. “Азиатская агрессия!” – гласил заголовок популярной газеты, в которой малайское большинство называли колониальным народом, натасканным для войн, которые ведут ан мо. “Управлять собой мы не умеем, – говорилось в редакционной колонке, – но защищать чужие интересы вполне сгодимся”.

Сыок Мэй рвалась в первые ряды, и А Бооню это не понравилось. Тем не менее он хлопал, когда Энь Соонь, Гэок Тинь и она приковали себя к высоким металлическим воротам резиденции губернатора. Несколько лет назад Сыок Мэй заявила Бооню, что не нуждается в его защите, которая заставляет ее чувствовать себя слабой. Но сейчас он вместе с толпой выкрикивал слова поддержки, которых она из-за шума все равно не слышала.