Великое расширение

И снова задвигались желваки, теперь медленнее, он словно пережевывал что-то. Ногу он осторожно поставил на пол.

Спустя неделю он сообщил Натали, что его семья решила переехать. Шумиха, плод докучливости и искреннего интереса со стороны остальных жителей кампонга, начавшаяся после этого, удивила даже Натали. Мистер Ик и его начальство планировали сохранить кампонг. Мистера Ика тревожила эмоциональная привязанность местных к земле, скорее даже к морю, он боялся разрушить дух кампонга. Он говорил, что не желает прерывать многолетнюю связь жителей кампонга с морем. Впрочем, все это – рассуждения человека, всю жизнь прожившего в городе и имеющего весьма смутные представления о быте деревенских. Натали прекрасно понимала, что мистер Ик куда сильнее, чем местные, склонен их романтизировать. Как бы то ни было, он приятно удивился бы, зная, что все обернется именно так.

Темные, потрескивающие дома в кампонге удивляли Натали: несмотря на возраст и ветхость, пахло в них свежестью. Благодаря сваям внутрь всегда попадало достаточно воздуха. В полу и стенах имелись щели, сквозь которые в дом почти все время, за исключением самых безветренных дней, проникал ветер, щекоча подошвы. Даже когда ужинаешь или прилег отдохнуть, кажется, будто ты на улице. Белый кирпичный дом, в котором выросла сама Натали, продувался намного хуже. Он не пропускал в дом ветер, а вместе с ветром и весь остальной мир.

Пансионат, куда Натали переселилась, впускал мир внутрь. Стены там были тонкие, как бумага, и за жизнью Натали неотступно следила живущая этажом ниже старушка, которая верила, будто ее саму преследует особенно настырный дух, который больше всего любит громкие молитвы посреди ночи. Когда молчала старушка, домой возвращались более молодые постоялицы. И хотя они старались не шуметь, их громкий шепот, смех и шаги все равно были слышны. Иногда таких постоялиц, нарушавших правила чересчур часто, выгоняли из пансионата, однако их место занимали другие, и все начиналось заново. В трех комнатах от Натали жила молодая вдова с ребенком. Младенец напоминал красную, сморщенную сливу, и его нездоровая внешность удивительно не вязалась с оглушительными, вполне здоровыми воплями.

Сперва суматоха и шум пансионата, так не похожие на домашнюю тишину, мешали Натали, но со временем она научилась пропускать шум сквозь себя, наполняя окружающим миром каждую клеточку собственного тела. Она научилась спать, полубодрствуя, так что (А Боонь привыкнет к этому лишь годы спустя, когда они поженятся и проживут вместе немало времени) если ее окликнуть, она тут же отзывалась: “Да?”

– Нет, – ответил А Боонь, – разумеется, нет. Очередь идет одинаково для всех жителей кампонга, и для меня в том числе.

– Не знаю, не знаю, – усмехнулся А Тун, – ты ведь такой важный га-мен!

Мужчины расхохотались. А Боонь растянул губы в деланой улыбке. Он перенесся в тот день, когда они с Па в первый раз привели остальных рыбаков на острова. А Боонь так и не забыл чувства поражения, когда А Тун, этот шумный, нагловатый человек выбрался на пустынный, нетронутый берег.

– Все так, как я сказал, – повторил А Боонь.

Он отвернулся и принялся ногтем разглаживать углы висящего на стене плаката. Смех стих.

– Ладно, Боонь, на первый раз прощается. Только в другой раз, когда узнаешь о чем-то хорошем, скажи, хорошо?

Решив, что достаточно проучили А Бооня, мужчины принялись расспрашивать. Как подавать заявление? Где находятся новые квартиры и насколько они, собственно, новые? Можно ли в них заселиться всей семьей, достаточно ли там комнат? Где будут жить куры и откуда новоселам знать, как управляться с лифтом? Правда ли, что есть дома аж по двенадцать этажей?

Сперва А Боонь отвечал односложно, в ушах у него еще звучал их смех и издевательские слова А Туна: “Ты ведь такой важный га-мен!” Туповатый А Тун разгадал его самые тайные желания – как же это оскорбительно. Но, отвечая на вопросы, он постепенно пришел в себя. Право же, жители кампонга – ну чисто желторотые цыплята, любопытные, однако изо всех сил стараются не выглядеть невеждами. Да и слухи о новых квартирах ходили в лучшем случае неверные, а в худшем – и вовсе нелепые. А Бооню пришлось уверять их, что “нет, внутри нет закутов для кур и свиней, а в доме имеются не только лифты, но и лестницы”, и постепенно его короткие ответы разрослись до предложений, а закончилось тем, что он пустился в подробное описание нового жилья. На выбор представлены квартиры от однокомнатных до трехкомнатных, часть квартплаты берет на себя государство, поэтому платить придется не больше, чем они сейчас отдают токею. Здесь его гордо перебил Суи Хон: он ничего не платит токею, потому что сам построил себе дом, так что ему нет смысла переезжать и платить га-менам.

– О, – сказал А Боонь, – тут дело вот в чем: га-мены купят у тебя дом. И дом, и лавочку, и все остальное. Они заплатят тебе. Ты, Суи Хон, не думаешь, что тебе пора бы на пенсию?