Вспышка яркая и слепит глаза. Крина взволнована. Крина влюблена. И в кого? В самого никчемного, в самого неприметного человека. В человека, который и на пианино-то играть путем не умеет. Так, просто научился чему-то когда-то у кого-то. Ведь она разбирается в музыке. Разбиралась. Давно. Потом все забылось. За долгие века все стерлось. Вайорель предупреждал, что чем старее становится слуга, тем больше он похож на своего хозяина. Но внутри хозяев нет ничего, кроме пустоты. Они созданы из пустоты, которая ненавидит пустоту. И так как они образчики этого состояния, то больше всего они ненавидят друг друга. Женщины… Их женщины… Никогда Крина не видела этих древней особей женского пола. В первые годы службы ее преданность рождала любовь. Она предлагала Вайорелю себя. Снова и снова. Но он лишь смеялся над ней – устало, сдержано. Тогда Крина ненавидела этот смех. Позже она сама стала смеяться точно так же. Много веков спустя. Веков, за которые она стала лишь немного старше, чем вначале. Ее тело стало лишь немного старше. Тело, которое было совсем юным, когда Вайорель забрал ее. Вернее купил. Купил у ее родителей. В бедной румынской семье было шесть детей. Крина помнила, как умерли две старших сестры. Помнила, как родилась младшая. В доме не было хлеба. В доме не было жизни. Лишь существование. Но в этом существовании был смысл. Для Крины был. Даже когда одна из сестер, которая работала на ночных улицах, чтобы прокормить семью, заболела сифилисом и начала гнить на глазах, был. Был, и когда родилась младшая сестра. К тому времени Крине было тринадцать и старшие сестры начинали намекать, что она скоро тоже сможет зарабатывать, как и они деньги. Ночью. На улице. Но смысл был всегда. Даже после того, как отец отвел ее в местный монастырь и оставил на ночь с приезжим пастырем. Золотая монета, полученная на утро Криной, была для нее настоящим сокровищем. Но пастырь уехал, а монахи всегда были слишком скупы и слишком набожны, чтобы пользоваться юным телом слишком часто. Нужно было идти на улицы Бухареста. Была зима. Мужчины проходили мимо. Сестры говорили, что зимой спрос всегда меньше. Но вот появился высокий красавец со светлыми волосами. Он прошел мимо большинства женщин и остановился возле Крины. Его глаза василькового цвета были холодны, как ночь вокруг. Его кожа была бледной, благородной.
– Вы, должно быть, заблудились, господин, – сказала Крина, приняв этого чужака за человека из замка. Он улыбнулся. Устало, вымученно. Откуда-то из темноты выскользнула карета. Внутри было холодно, но пахло цветами.
– Как тебя зовут? – спросил незнакомец. Крина назвала свое имя, вздрогнула, почувствовав, как тронулась карета. – А я Вайорель, – представился незнакомец. Его взгляд стал колким, словно он пытался читать мысли Крины, но она приняла это за вожделение, поджала ноги и начала спешно подбирать свои многочисленные юбки. Вайорель рассмеялся.
– Я не заразная, – спешно сказала Крина. – Не могла заразиться. Это мои первые дни на улицах, так что…
– Я знаю.
– Тогда почему вы смеетесь?
– Потому что мне не нужно то, что ты хочешь предложить мне.
Крина увидела, как начинает меняться лицо незнакомца. Увидела его клыки, увидела вытянувшуюся челюсть. Она хотела закричать, но рука мужчины зажала ей рот.
– Обещаю, что не убью, если не будешь кричать, – прошептал он.
Крина кивнула. Он прокусил ей шею и пил ее кровь, казалось, целую вечность. Боль от укусов отступила, и Крина чувствовала лишь голод Вайореля, лишь его жажду, которую сейчас могла утолить только она. И это было лучше, чем лежать под старым пастырем или толстыми монахами. Крина обняла Вайореля за шею, прижала к себе. Осторожно, нежно. Он замер, перестал пить. Кровь из ран заструилась по шее Крины. Метаморфозы оставили лицо Вайореля. Он снова стал человеком. Отпрянул назад и смотрел растерянными васильковыми глазами, на дне которых Крина видела вину.
– Я что-то сделала не правильно? – растерянно спросила она.
– Просто уходи.
– Но моя кровь все еще течет…
– Уходи! – закричал на нее Вайорель.
Карета остановилась. Крина выскочила на улицу. Она вернулась домой лишь под утро. Мать и сестры встретили ее, потребовав заработанные деньги.
– Я не взяла денег, – сказала Крина.
Мать ударила ее по лицу и потребовала не врать, указала на колыбель, где лежала младшая сестра, и сказала, что ребенку нужна пища.
– Признавайся, где ты их прячешь! – Сестры схватили ее за руки, а мать начала обыскивать, увидела прокушенную шею, увидела засохшую кровь, замерла. – Иди спать, – тихо и как-то отрешенно сказала она вдруг.