Но прежде чем она успела что-то сказать воздух прорезал резкий пронзительный звук, словно кто-то резал огромную свинью.
Этот звук накрыл весь Мел. От визгливого свистка у всех свело зубы. Внизу в долине воздух словно бы наполнился огнем, и огромный железный монстр, отмечая свой путь клубами пара, двинулся по серебристому пути к городу.
Эльфы заволновались. От этого звука от одного к другому начала распространяться паника. И не только от звука. От распространившегося в воздухе запаха железа.
Пена Стружки молча соскочил с седла, зубами стащил каменный нож у охранника, который руками закрывал уши, стараясь укрыться от звука, и быстро перерезал путы.
— Моя же говорить про Железный конь. Вот он, — с важным видом сказал гоблин. — Последний поезд в Двурубахи. Там работать гоблинцы. С железо и сталь.
Королева и бровью не повела. Она точно знала. Кто-то другой возможно, но она разберется с ними позднее. Ни один эльф не должен проявлять страх на глазах у своей королевы. Но мысленно она удивилась: «Поезд? Такой большой? Он весь из железа, а мы ничего об этом не знаем. А то, что нам неизвестно способно нас убить».
— Как его приручить? — провозгласила она. — И что куда важнее, сможем ли мы сделать такое же сами? Имей мы нечто подобное, сколько горя мы могли бы принести!
Невозмутимый и казалось непроницаемый для всеобщего чувства страха Цветок Гороха вдруг с улыбочкой оказался рядом. Эта улыбка очень не понравилась Королеве Фей. Она шла вразрез с неизменно трагичным выражением лица с холодными и беспощадными глазами, которое он обычно предпочитал демонстрировать.
— Мы можем выпытать у гоблинов, как этим управлять. Они сделают это для нас.
— Они не стать, — ответил Пена Стружки, бросив на Цветок Гороха мрачный взгляд. — Зачем?
Цветок Гороха наклонился, чтобы схватить гоблина, но Пена Стружки оказался проворнее. Его крохотные ручки нырнули в карманы и взметнули на эльфа облако мелких серебристых опилок. Цветок Гороха завопил от боли и свалился с лошади.
Увидев, как остальные эльфы раздались в стороны, гоблин расхохотался.
— Совсем забыть, что у моя в карманцах, господин Цветик Олуха? Я говорить о стружка, да? Часть моя имя. Сильно болеть, да? Трогай сегодня умный гоблин, случайся плохо. Для эльф особенно, — он указал на Цветок Гороха, с которого под воздействием железных опилок слетело все очарование.
Эльф корчился на траве — такое жалкое, слабое, несчастное существо, вопящие от боли.
— Смешно, да? — сказал гоблин. — В этот новый мир такой мелкий штучка как стружка и гоблинцы иметь значение.
Глава 8
«Рука Барона»
Владелец этого трактира, Джон Петрушка — содержатель и наследственный владелец, не ругался, если в суматохе или когда он отходил по нужде посетители из местных вставали к крану. В этом трактире можно было с гордостью похвастать перед приятелями уродившимся огромным огурцом, смешным причудливым корешком или иным овощем, имеющим причинное сходство.
Довольно часто здесь вспыхивали споры. Но споры велись ради победы истины, а не ради драки. Иногда кто-нибудь пытался биться об заклад на деньги, но это решительно не приветствовалось господином Петрушкой. Здесь разрешалось курение — в огромном-преогромном количестве, а вот плевать на пол было запрещено. И, разумеется, разрешалось материться, так забористо, что вяли имеющее причинное сходство овощи. В конце концов, здесь не было женщин, кроме разве что миссис Петрушки, которая притворялась глухой, но и сама могла поприветствовать кого-нибудь «хреном», что воспринималось не более, чем красочным дополнением к овощной теме, вроде: «Ну, как дела, старый хрен?» или более осторожное: «Ну, ни хрена себе?!»
Местные бароны, зная пользу переполненных трактиров, а также не гнушаясь заглядывать время от времени, из поколение в поколение искали пути увеличить привлекательность заведения. К примеру, новый барон сразу после женитьбы подарил трактиру все необходимое для игры в дартс. Однако веселье оказалось не полным. Во время одного из состязаний Трясун Мягкий, широко известный на Мелу пахарь-ударник, но, к сожалению, менее известный своей глупостью, едва не лишился глаза. С тех пор дартс рассматривался местными как смертельно опасный вид спорта, а мишень потихоньку спрятали от греха подальше.
После тяжелого трудового дня в поле или в загоне для скота для многих трудяг трактир служил благодатным пристанищем. Наследный арендатор Домашней фермы Джо Болит шел в него, мысленно предвкушая тихие посиделки с пинтой эля в качестве компенсации за возню с несносными животными и вечно ломающимся инвентарем. Эта пинта, уговаривал он себя, сможет настроить его на более оптимистичный лад в ожидании предстоящего — и неминуемого! — обсуждения за ужином грядущей годовщины свадьбы, о которой, к его полному стыду, он забыл. Судя по его богатому опыту, это грозило минимум неделей холодных ужинов, холодных взглядов, а могло даже обернуться холодной постелью.