Венгерские народные сказки

Приуныл настоятель и решил хоть вина напиться. Полез в подвал, а по дороге начал причмокивать, облизывался и слюнки глотать — так захотелось ему выпить вина. Но напрасно. Бочки стояли на месте, но не было в них ни капли вина.

Что же делать? Созвал приор монахов и объявил, что все они умрут от голода, если ничего не придумают.

Думали-думали монахи, но ничего путного не надумали.

Разгневался настоятель да как гаркнет на свою братию:

— Зажрались вы здесь, заелись! Идите-ка работать! Что заработаете, то и поедим вместе.

Пришлась монахам не по вкусу речь начальника. Разве для того пошли они в монастырь, чтобы брать в руки косу и серп? Но умирать от голода тоже не хотели. И дружно решили они пойти побираться.

— Хорошо, — сказал приор, — вы идите побираться, а я останусь охранять монастырь. Нельзя же оставлять такой красивый монастырь без присмотра. Что заработаете, то и будем есть.

Так монахи превратились в нищих. Разошлись они в разные стороны поодиночке, потому что не следовало всем попрошайничать в одном месте.

Лишь двое пошли вместе — монахи Мишко и Палко. Они считали, что вдвоем будет им лучше, чем в одиночку.

Вот как-то раз зашел в один дом монах Палко и начал просить милостыню. А пока хозяева набивали ему сумку всякой всячиной, монах Мишко наворовал в пять раз больше.

В другой раз монах Мишко постучал в дверь, а Палко, в это время, обнёс курятник, сарай и погреб.

Так, за короткое время, два монаха украли много ветчины, сыра, муки, меда, вина, крупы, колбасы. Издалека, глядя на них, казалось, что идут груженые мулы. С монахов катился пот, они уже едва дышали и только просили Бога помочь им как-то добраться до монастыря.

И вот, по пути, вдруг увидели, что в тени под дикой грушей спит сладким сном чабан, а возле него стоит осел и вкусно жует сочную травку.

Тогда монах Палко и говорит:

— Видишь вон того осла, брат?

— У меня разве глаза повылезали? Вижу небо, вижу землю, вижу тебя. Почему бы мне и того осла не видеть? — ответил монах Мишко.

— И ты ничего не надумал?

— Я думаю, что если бы этим ослом был ты, я бы нагрузил все на тебя, а сам, как господин, пошел бы за тобой.

— А я подумал, что если бы украсть того осла, — сказал монах Палко, — то мы оба пошли бы себе, как господа, домой.

Так они еще некоторое время спорили, а потом подползли к чабану, чтобы украсть осла. Здесь монахи увидели, что пастух привязал осла к руке. К тому же у него была еще и палка. Лежала в траве под боком.

Увидев такое, монах Мишко очень испугался,

— Ой, не надо воровать этого осла, друг. Хозяин его может проснуться и избить нас этой палкой!

А монах Палко почесал затылок: он что-то придумал.

Сначала потихоньку снял с осла уздечку, стараясь, чтобы ненароком не дернуть поводья, потому что тогда пастух проснется. Отвязав осла, он кивнул Мишке, чтобы тот нагрузил осла их добром. Справились и с этим.

— Ну, — шепнул монах Палко монаху Мишко, — а теперь сними с себя вервие, которым ты подпоясан, привяжи конец к шее осла и не останавливайся до самого монастыря.

Монах Мишко привязал веревку, как сказал Палко, и бросился наутек с нагруженным ослом.

А монах Палко ждал, пока тот скроется за поворотом и осядет пыль, которую подняли ослиные копыта.

Тогда Палко начал тяжело вздыхать и дергать за уздечку, пока пастух не проснулся.

Открыл тот глаза и видит: вместо осла стоит толстый монах. Протер он глаза, закрыл их, потом снова открыл, но картина не менялась: нет осла! Только какой-то монах стоит.

С перепугу овчар даже обалдел. Прошло много времени, пока он смог сказать:

— Если я вас не обижу, ваше преподобие, позвольте мне спросить.

— Спрашивай, сын мой, — ответил монах Горячо сладким голосом. — На то и стою здесь, чтобы ответить тебе.

— Когда я заснул, осел мой был в этой уздечке, а теперь вместо него оказались здесь вы, ваше преподобие. Как это может быть — никак не пойму.

— Это, сын мой, наверное, потому, что меня заколдовали, — ответил монах. Меня проклял приор, ибо я очень согрешил. Привел в монастырь цыган, они играли, а я пил, гулял, пел, танцевал до утра. Разгневался на меня настоятель, проклял и прогнал прочь. И не успел он меня проклясть, как я уже превратился в осла. Ой, горе мне!

— Вот оно какое чудо! Так получается, что ваше преподобие были моим ослом, простите за оскорбление.

— Да, сын мой, я был твоим ослом.

— Что же, — почесал пастух затылок, — с такого монаха осла, как вы, мало пользы в хозяйстве.

— Правда твоя, сын мой, но что делать — проклятие уже не имеет силы. Теперь я снова буду монахом.

— Если не обижу вас, ваше преподобие, позвольте спросить: плохо быть ослом?

— Нет, сын мой, неплохо, — ответил монах Палко, — но монахом быть намного лучше. Но ты же мой хозяин, ты и скажи, что будешь со мной делать.

Пастух снова почесал себе затылок. Чесал, чесал и говорит:

— На спину вам сесть не могу…

— Да, сын мой, не можешь, — сказал монах. — Это было бы очень неудобно.

— На пашню вас тоже не выгонишь, — продолжал пастух.

— Да, да, это тоже трудное дело, сын мой — завздыхал монах. — Став человеком, я уже не могу питаться чертополохом и травой.