Читаем Венок раскаяния полностью

Вторым «человеком из России» был я. Помню отца в кожаной куртке, с наганом, верхом на коне. И я ехал верхом — на маленьком ослике. Отец, видимо хотел сде­лать из меня журналиста, брал в командировки…

Журналистика тех лет была в «Известиях», да и вообще, оперативная, боевая, проблемная. Мы, нынеш­ние, вполне можем числить себя продолжателями их тра­диций. Благостность и бесконфликтность явились позже.

Умер отец летом 1951 года, во время очередной командировки, в перерыве между двумя колхозными соб­раниями, на Урале, в деревне Большое Баландино».

* * *

Их часто путали.

В том далеком 1951 году, когда не стало Аграновского-отца, вышла первая книга Аграновского-сына. В одной из рецензий написали: «Автор книги — недавно умерший талантливый советский журналист».

Последний раз их перепутали десять лет спустя.

В 1928 году зимним вьюжным днем Абрам Аграно­вский приехал в глухую алтайскую деревушку. Край света. В избе, куда он вошел, девочка читала Ибсена. Оказалось, и старые, и молодые, вечерами сходясь в клубе, читают вслух Толстого, Тургенева, Лермонтова, Пушкина, Есенина. Читают Мольера, Гюго, Мопассана, Метерлинка.

«Белинские в лаптях» — назвал их журналист. Местный учитель Андриан Митрофанович Топоров не только устраивал читки, он организовал народный театр, два оркестра. Сам Топоров вместе с сельским жителем Степаном Титовым играли дуэтом на скрипках Чайко­вского, Бетховена, Глинку.

Журналист приехал заступиться: учителя травили. Как раз в день приезда местная газета писала о Топорове: «Барин, который не может забыть старого. Хитрый клас­совый враг, умело окопавшийся и неустанно подтачиваю­щий нашу работу. Одиночка-реакционер. Ожегся на открытой борьбе, теперь ведет ее исподтишка…»

Фельетон Абрама Аграновского был опубликован в «Известиях» в годовщину революции — 7 ноября 1928 года.

«Творить революцию в окружении головотяпов черто­вски трудно,— писал журналист,— потому что героев окружают завистники, потому что невежество и бюрокра­тизм не терпят ничего смелого, революционного, жи­вого».

И до фельетона, и потом журналист упрямо боролся за судьбу учителя. Эта история стала семейным преданием Аграновских.

Треть века спустя взлетел наш второй космонавт — Герман Степанович Титов, и уже Аграновский-младший отправился к Степану Титову, отцу космонавта, которого учил когда-то Топоров и с которым они вместе играли дуэтом на скрипках. Поднял старые документы: «Чтением, тоскливыми скрипичными мелодиями Чайковского и Римского-Корсакова учитель Топоров расслабляет рево­люционную волю трудящихся и отвлекает их от текущих политических задач…»

Встретился Анатолий и с клеветником. Старик был удивлен, что Топоров еще жив. Высказал обиду: «…Ста­тейкой вашей вы, товарищ Аграновский, нам, старым борцам, плюнули в душу».

Очерк, который достался ему как бы в наследство, Аграновский-сын закончил так:

«Меня часто путали с отцом, который был мне учите­лем и самым большим другом, но никогда еще, пожалуй, я не ощущал с такой ясностью, что стал продолжателем дела отца!

— Вы знаете, статью о Топорове писал не я, — сказал я этому человеку.— Статью писал мой отец… Но я написал бы то же самое».

* * *

А с Топоровым они подружились. Старый учитель приезжал в Москву, гостил у Аграновских.

— Маленький такой, сухонький,— рассказывает Галина Федоровна.— В первый день — не заметил, прошел у нас через стеклянную дверь, как Христос по воде, даже не поцарапался. Собираем осколки, он ругается: какой дурак придумал стекла внизу. Хотите, чтоб светло, наверху стеклите, свет должен сверху идти…

Топоров прислал однажды рукопись — размышления о собственной жизни. Анатолий Абрамович редактировал ее больше полугода. Потом стал «пробивать» рукопись в издательстве. Это стоило многих сил. Книга вышла под названием: «Я — учитель». Благодарный старик прислал Аграновским часть гонорара. Когда перевод вернулся обратно, смущенный Топоров прислал письмо: «Извините старика, не нашел ничего лучше…»

Много минуло времени. Читатели давно уже не путают Аграновских. Они знают, помнят, чтят и отца, и сына. Когда скончался Анатолий Абрамович, в «Изве­стия» пришло множество писем и телеграмм.

«Мне кажется, что это от меня лично ушел из жизни родной, очень близкий человек. Мы, читатели, вместе с вами, известинцами, будем хранить добрую память о пре­красном журналисте, писателе и чудесном человеке. Он прожил прекрасную жизнь, эстафету, взятую из рук отца, пронес блистательно, честно. Он был достоин отца… Если доживу до зимы, то будет ровно 60 лет, как я читаю «Известия». В. Клименкова, г. Киев».

«Дорогие известинцы, позвольте вместе с Вами разде­лить печаль… Пусть будет земля пухом для отца и сына Аграновских. Н. Бажанов, г. Москва».

Вот — телеграмма: «Потрясен вестью о кончине вид­нейшего писателя, моего неизменного друга, мудрого наставника, благодетеля Анатолия Абрамовича, неутешно скорблю».

Кто же назвал его «мудрым наставником»? Андриан Топоров, который был старше, чем старший Аграно­вский. Да, жив старый просветитель, он пережил два поколения журналистов.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Опровержение
Опровержение

Почему сочинения Владимира Мединского издаются огромными тиражами и рекламируются с невиданным размахом? За что его прозвали «соловьем путинского агитпропа», «кремлевским Геббельсом» и «Виктором Суворовым наоборот»? Объясняется ли успех его трилогии «Мифы о России» и бестселлера «Война. Мифы СССР» талантом автора — или административным ресурсом «партии власти»?Справедливы ли обвинения в незнании истории и передергивании фактов, беззастенчивых манипуляциях, «шулерстве» и «промывании мозгов»? Оспаривая методы Мединского, эта книга не просто ловит автора на многочисленных ошибках и подтасовках, но на примере его сочинений показывает, во что вырождаются благие намерения, как история подменяется пропагандой, а патриотизм — «расшибанием лба» из общеизвестной пословицы.

Андрей Михайлович Буровский , Андрей Раев , Вадим Викторович Долгов , Коллектив авторов , Сергей Кремлёв , Юрий Аркадьевич Нерсесов , Юрий Нерсесов

Публицистика / Документальное