Читаем Венок раскаяния полностью

Его очерки производили впечатление открытия заклю­ченной в них правдой, выраженной сильно, резко и очень основательно. Героев своих Аграновский выбирал из гущи жизни себе по плечу и по натуре — тоже открыва­телей, граждански смелых, деятельных людей. Они вну­тренне походили друг на друга, писатель и его герои. Он помогал им, утверждая на газетной полосе правоту их жизненной позиции, а они — ему, были для него нрав­ственной рабочей опорой».

Наверное, поэтому, сходясь со своими героями близко, Аграновский не терял с ними связи.

«За что я люблю свою профессию, так это за встречи с людьми», — так он писал. Вот еще один герой журналиста. Аграновский познакомился с ним и его дру­зьями в начале пятидесятых, а написал о них (повесть) через восемь лет.

Марк Галлай, летчик-испытатель, Герой Советского Союза: «Мне позвонил незнакомый человек, представился журналистом и сказал, что собирается писать книгу о летчиках-испытателях. Я ответил, что рад буду помочь, но что для беседы с журналистом мне требуется прямое указание или, по крайней мере, разрешение начальства. Разрешение я получил на следующий же день, но Толя многие годы потом меня поддразнивал: «Первое, что я, узнал о тебе, это то, что ты формалист».

В авиации Анатолия, что называется, «приняли». Наверное, сыграло в этом свою роль и то, что он и сам был не чужд ей — учился в авиационной школе и даже получил специальность авиационного штурмана, и прису­щее ему личное обаяние, но прежде всего, я думаю, то, что летчики сразу почувствовали: об их деле он собира­ется написать всерьез. Интересуется не только и не столько «острыми случаями» и «безвыходными положе­ниями», а глубинной сутью испытательной работы, тем, что она — умная. Мы, пожалуй, одними из первых узнали, что так он подходит ко всему, о чем собираете писать. «Глубоко копает!»— сказали нещедрые на одобрение летчики.

Смелость бывает разная. И я думаю, одна из высших ее форм — смелость мысли. Умение безбоязненно дово­дить свои размышления до конца, не пугаясь, что они заводят куда-то «не туда», приводят к чему-то, что «не полагается». Подобные тормоза на него не действовали. И эта — повторяю, высшая — смелость, вознаграждалась теми самыми, новыми, свежими, нестандартными резуль­татами. Новая инициатива, новый почин — мы так при­выкли, что это хорошо. Оказывается — не всегда («Несостоявшийся почин»). Красная доска — ясное, каза­лось бы, дело, что на ней лучшие работники. Оказывается—не совсем, полезно еще посмотреть ведомость на зарплату («С чего начинается качество»). Обслуживающие обслуживают — обслуживаемые обслуживаются, вроде бы аксиома. Аграновский отыскивает официанта, который высказывает мнение (а журналист не пропускает его мимо), что «все мы друг другу служим» («Офици­ант»). Кстати, он никогда не забывал сослаться на то, что, «как сказал один знакомый врач» (токарь, летчик, официант)… Это — о его исключительной щепетиль­ности.

Вообще редкой порядочности человеком он был!..»

Аграновский как-то писал о своих героях: «незамени­мые». И расшифровывал: «Незаменимые — это всегда люди долга… Вне сознания выполненного долга им может быть тепло, уютно, сытно, но полного ощущения счастья не будет. Однако этого мало. Они любят свою работу, им нравится дело, которым заняты они… Нра­вится? Любят? Но при чем же тогда чувство долга?»

Журналист задается вопросом и отвечает: «Долг,— говорил Гете,— там, где любят то, что сами себе прика­зывают».

Они ему родня — его незаменимые.

   — Марк Лазаревич,— спросил я Галлая,— вы и Золо­тую Звезду, и славу, и все-все обрели до Толиных строк. Вы из немногих, кто ничем ему не обязан.

   — Дружбой. Это самая высокая награда.

…Другом он был верным. Когда случилось несчастье с одним из летчиков-испытателей, потребовалась специ­альная подвесная кровать с разными премудрыми устрой­ствами. Аграновский за ночь обзвонил, собрал конструк­торов, врачей, рабочих-специалистов. К утру кровать была готова.

* * *

Зарабатывать свой собственный хлеб он начал с пят­надцати лет. Даже когда учился в педагогическом инсти­туте (по образованию Аграновский — историк, военная специальность — авиационный штурман), даже когда учился — работал: художником-мультипликатором на киностудии, помощником кинооператора, ретушером в издательстве, художником-оформителем на изофабрике. В 1947 году пришел в одну из центральных газет — репор­тер, литсотрудник, зам. зав. отделом.

В начале 1951 года по отделу прошла ошибка, вино­ват оказался один из старейших журналистов газеты, для старика это — конец. Молодой Аграновский берет вину на себя, не часть, не долю — всю целиком. 13 февраля 1951 года в его трудовой книжке появляется запись: «Освобожден от работы в редакции… за обывательское отношение к своим обязанностям».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Опровержение
Опровержение

Почему сочинения Владимира Мединского издаются огромными тиражами и рекламируются с невиданным размахом? За что его прозвали «соловьем путинского агитпропа», «кремлевским Геббельсом» и «Виктором Суворовым наоборот»? Объясняется ли успех его трилогии «Мифы о России» и бестселлера «Война. Мифы СССР» талантом автора — или административным ресурсом «партии власти»?Справедливы ли обвинения в незнании истории и передергивании фактов, беззастенчивых манипуляциях, «шулерстве» и «промывании мозгов»? Оспаривая методы Мединского, эта книга не просто ловит автора на многочисленных ошибках и подтасовках, но на примере его сочинений показывает, во что вырождаются благие намерения, как история подменяется пропагандой, а патриотизм — «расшибанием лба» из общеизвестной пословицы.

Андрей Михайлович Буровский , Андрей Раев , Вадим Викторович Долгов , Коллектив авторов , Сергей Кремлёв , Юрий Аркадьевич Нерсесов , Юрий Нерсесов

Публицистика / Документальное