Вера и рыцарь ее сердца

Альфонс был рад, что успел в администрацию города до закрытия. Он сидел один в зале ожидания. Отдел регистрации актов гражданского состояния размещался в большой комнате с высокими потолками. Фанерная перегородка, отделяющая рабочую часть конторы от зала ожидания, была выкрашена в желтый цвет. Перегородка смотрела на посетителей тремя стеклянными окошками, за которыми должны были сидеть служащие, но там никто не сидел. У Альфонса возникло чувство, что он находится один в этом большом и мрачном каменном здании городской власти. Счастливая улыбка от предвкушения торжественности наступающего момента сошла с лица мужчины, но ею продолжали сиять его голубые глаза. Молодой отец горел желанием официально заявить о рождении своего сына, однако сообщить об этом факте было некому. В конторе стояла тишина. Только залетевшая с улицы пчела жужжала и билась в оконное стекло. На узких и высоких окнах висели коричневые бархатные шторы, плохо пропускавшие в комнату вечерний солнечный свет. Альфонс сосчитал про себя до десяти, потом резко встал со стула и позвонил в колокольчик, что лежал возле первого стеклянного окошка. На его звон откликнулся покашливанием маленький человек. Отделившись от шторы у окна, он неспешно подошел к запоздалому клиенту. Этот служащий администрации был небольшого роста, с приятным круглым животиком и с толстыми линзами в очках. На вид ему можно было дать лет сорок пять.

Карл не ожидал посетителей, его рабочее время подходило к концу. В последнее время его коллеги предпочитали собственные дела каждодневному корпению над бумагами от звонка до звонка. Днем многие служащие отправились на улицу посмотреть уход немецких частей из города, и больше на работе не появлялись. Скорее всего они отправились домой, готовиться к отъезду в Германию. Карл не мог так безответственно относиться к своему труду. Работа с документами требовала аккуратности и дисциплины от чиновника, и Карл был очень аккуратным и очень ответственным человеком, воспринимая службу в администрации, не столько, как возможность прокормить семья, а сколько, как его священный долг патриота перед отечеством. Конечно, его очень печалил уход соотечественников из Бельгии.

Четыре года назад он приехал сюда вместе с женой и сыном-подростком. Они приехали в Антверпен на постоянное место жительства. Четыре года он плодотворно работал, чтобы в Антверпене, как и в других городах Бельгии, запустить в действие механизм медицинского страхования населения, создать пенсионный фонд, профсоюзы и ввести социальные пособия. И вот теперь, когда пришла пора «сбора урожая», непобедимый рейх позорно пал на радость своего врага. Такого итога для своих трудов Карл никак не мог ожидать. Кто теперь вспомнит о трудолюбивом Карле, который ночи напролет корпел над бумагами, чтобы за короткий срок подготовить документы своему начальнику, а начальник – своему начальнику, чтобы документы в срок были утверждены германским правительством и приобрели силу закона в бывшем королевстве Бельгии.

– Наша работа остается в тени так же, как и я со своей близорукостью. Никто не скажет мне на прощание доброго слова, – думал про себя Карл до того, когда он услышал нежный призыв колокольчика. Этот звон колокольчика прервал думы Карла о его жизни в Бельгии и о той вчерашней гостье, из-за визита которой он не смог уснуть до рассвета.

А те думы были горестными.

Сын Карла подружился по приезду в Антверпен с местным пареньком, у которого был старший брат Давид. Давид носил имя еврейского царя, но он не был евреем, он был чистокровным фламандцем. Карл помнил, как три года назад Давид, одетый в мундир немецкого пехотинца, гордый от предстоящих сражений за новую Германию, прощался с друзьями и соседями. Даже Карл поучаствовал в этом трогательном прощании, говоря Давиду и его друзьям, что Германия стала для Бельгии старшим братом, что враги Германии стали врагами Бельгии, и что долг братьев – стоять плечом к плечу в борьбе с врагами до победы. Победа должна была принести благоденствие, как немцам, так и фламандцам. В сущности, Карл говорил то же самое, о чем вещало радио, с утра до вечера.

Когда вчера вечером мать Давида пришла в дом к Карлу, то тот не сразу узнал в этой постаревшей женщине свою приветливую соседку. Ее густые темные волосы короной лежали на голове, а на плечи был наброшен серый пушистый платок, прикрывавший темно-клетчатое платье, но в облике этой женщины было что-то такое, что настораживало. Нежданная гостья робко поприветствовала хозяев дома. Карл кивнув в ответ, и подумал, что, может быть, соседка ошиблась адресом, и он заранее собрался ее простить за эту оплошность, но гостья не собиралась извиняться и не собиралась уходить. Она без приглашения села на стул, что стоял у обеденного стола, напротив Карла. В комнате воцарилось молчание.