Вера в большом городе. Диалоги о жизни, в которой есть место Богу

Да. При том, что я человек без географических границ в голове и для меня все люди – братья, я хотела бы умереть в России. Я была бы счастлива, если бы к тому моменту мои дети были уже взрослыми. Если так получится, что мой супруг уйдет раньше меня, моя мечта – умереть в монастыре.

Баста О хулиганской юности, работе над собой и надежде на прощение

Певца Басту сложно назвать «хорошим мальчиком». На первый взгляд. Тем удивительнее, что он прекрасно знает церковную службу, без проблем может помогать в алтаре.

Ведь в храме Василий Вакуленко с детства. И Бог из его жизни никогда не исчезал.

Испытание свободой

Правда ли, что ты стал артистом благодаря бабушке, настоявшей, чтобы тебя отдали в музыкальную школу?

Меня вообще по большей части воспитывали бабушка с дедушкой. Я и два моих брата – один родной брат, другой двоюродный – учились музыке. С шести лет я занимался на фортепиано, а через два года мы втроем перешли в класс аккордеона.

Когда я читала про твое детство, мне представилась довольно идиллическая картина. Ты был хорошим мальчиком?

Я не очень хорошо учился в обычной школе, зато с музыкой все было классно.

И уж точно я вел себя лучше, чем мой старший брат – отпетый хулиган. Но потом все изменилось, и мы с ним поменялись ролями. Брат – инженер, закончил институт с красным дипломом. Он очень хороший человек, я горжусь им. В раннем детстве, пока у меня не было особых прав, я вел себя прилично, но как только появилась возможность самому принимать решения, начал много всего вытворять – хулиганил, убегал из дома.

Как случилось, что ты вдруг в пятнадцать лет оказался на улице?

На улице я оказался даже чуть раньше. Я как бы испытывал себя. Честно говоря, в детстве я чувствовал себя очень несчастным, не в своей тарелке. Много было всяких сложностей… Мама с папой были молодыми, много работали. Я их почти не видел. Папа был военным, мама училась в Москве и постоянно уезжала. Мы часто меняли место жительства: то я жил у бабушки и дедушки, то с родителями в военном городке. В какой-то момент семья переехала в Белоруссию, и я начал учить белорусский язык, а потом в четвертом классе вернулся в российскую школу. Это было особенно тяжело, потому что я уже усвоил другое правописание: по-белорусски все как слышится, так и пишется. Я стал сильно отставать в учебе от сверстников. И до сих пор пишу безграмотно.

Конечно, я безгранично благодарен родителям и бабушке с дедушкой за то, что они воспитали меня. Но, оглядываясь назад, могу сказать, что возвращаться в детство не хотел бы. Разве только чтобы повидать своих стариков и рассказать, каким я стал. Я не обманул их доверия. Дед был настоящим офицером, человеком кристальной честности. Я бы приехал к нему и сказал: «Видишь, старый, я не был безнадежен, и ты правильно делал, что помогал и был рядом».

Тебя наказывали в детстве? Били?

Нет, никогда. Но лучше бы били… Я тяжело поддавался авторитарному воспитанию. А бабушка была очень сильная женщина. Не прямо вот монстр, но строгая. Она прошла войну, блокаду, сама поставила на ноги своего младшего брата. «Бабуся-патриарх», как я ее называл.

Страшно слышать о том, что ребенок несчастлив. Даже дети, которые росли в жутких условиях в семьях алкоголиков или в детском доме, все равно иногда сохраняют какие-то теплые воспоминания.

Теплые воспоминания остались. Я сбежал не столько от того, что мне было плохо, сколько ради того, чтобы узнать то новое, что рисовало мне подростковое воображение. Мне хотелось жить, не подчиняясь правилам, которые предлагали взрослые. Я мечтал: когда мне исполнится шестнадцать, я всем скажу «спасибо», уйду и буду заниматься тем, чем хочу.

А какие у тебя были ожидания от мира, в который ты вышел один в таком юном возрасте?