Читаем Вера в большом городе. Диалоги о жизни, в которой есть место Богу полностью

Вы знаете, все происходило очень интересно. Во-первых, самый первый мой контакт с религией как таковой произошел чудесным образом – через американского пастора-методиста. Он приехал посмотреть на учащихся спецшколы с углубленным изучением английского языка, одним из которых, собственно говоря, я и был. Мы с ним познакомились, он мне подарил крестик – такой протестантский, без каких-либо изображений. Это был первый крестик в моей жизни.

Он всем их подарил?

Нет, только мне. Этот пастор был старенький, и как-то у нас с ним сразу возникло взаимное расположение – знаете, бывает так. Мы стали переписываться, он мне присылал какие-то книжечки, а потом прислал Евангелие на английском языке. Это было мое первое соприкосновение с Церковью. Оно, по крайней мере, обозначило, что есть пространство религии, пространство веры. Я был воспитан в образцово-показательной коммунистической школе имени Владимира Ильича Ленина, и там ничего подобного не было.

А второе касание произошло, когда меня крестили, в возрасте семнадцати лет. Причем я был совершенно неверующим человеком. Меня крестили из чисто утилитарных целей: потому что я был очень чахлым-дохлым, болел. Приехала знакомая моего отца, сказала: «А чего у нас Павлик такой дохлый? Он у вас некрещеный? Надо покрестить, тогда болеть перестанет». Вот, собственно говоря, вся мотивация. Я был не против.

На следующий день после Крещения я, как воспитанный в порядочной, приличной семье, прихожу в церковь. А там ни батюшки, никого из служителей, только какая-то уборщица. И я ей говорю: «Слушайте, меня тут вчера крестили, и чего теперь дальше?» Она отвечает: «Ну как чего? Тебе надо теперь исповедоваться, причащаться». Я ей: «А это что?» – «Ну вот придешь к батюшке, расскажешь, чем согрешил…» – «А это что?» Ну, полное невежество, абсолютнейшее! Но раз я крестился, раз я каким-то образом включился в эту институцию, то предполагал, что от меня чего-то ожидают.

Та уборщица мне рассказала, что могла, со своей точки зрения, как бабушка. Хорошо, ладно. Начал поститься, ходить в храм, исповедоваться, причащаться. И через это постепенно стали мои отношения с Церковью выстраиваться.

С другой стороны, поскольку мой отец относился к прослойке интеллигенции города и был достаточно известен, в доме стали появляться самиздатовские книги, посвященные религии, богословию. Я их проглатывал сразу, и у меня стала потихонечку формироваться мировоззренческая основа для веры. Но самым важным оказалось знакомство со священником, который был из потомственного духовенства. В его лице я увидел какое-то совершенно иное измерение, другой пласт бытия. Как внутри его семьи отношения выстраивались, чем он сам жил – это была какая-то совершенно другая тональность жизни. Тональность, которой в моей жизни не было. Я понимал, что это всего лишь вершинка айсберга, очень интересная и очень «вкусная». И мне жутко захотелось нырнуть вглубь, увидеть все остальное. Мои попытки пойти по художественной линии ничем не закончились, и я решил поступать в семинарию. Я понял, чего хочу.

Близко и понятно, но… не то!

Вы подумали, что как священник окажетесь более талантливым, чем как художник?

Когда я поступал в семинарию, у меня не было даже мысли о том, что я когда-нибудь стану священником.

А зачем тогда поступали?

Помните, в Евангелии есть такой эпизод – скандальнейший! – когда Христос говорит, что тот, кто не будет есть Его Тело и пить Его Кровь, не войдет в Небесное Царство Мессии (см.: Ин. 6: 51–58)? Народ разворачивается и уходит. Потому что для слушателей необходимость есть тело и пить кровь означала участие в жутком языческом ритуале, связанном с человеческим жертвоприношением!

Разве люди не понимали, что Он говорит притчами? Народ все понял буквально, развернулся и ушел. Остались только Его ученики. И Христос им говорит: «А вы почему стоите? Почему не уходите?» Помните, что апостол Петр ответил? Господи! к кому нам идти? (Ин. 6: 68). Нам это тоже не нравится, мы ничего не понимаем. Была бы альтернатива – мы бы тоже отсюда ушли, бочком-бочком… Но к кому нам идти? Ты имеешь глаголы жизни вечной! Вот у меня для поступления в семинарию была точно такая же мотивация.

Я видел, что мне идти некуда. Я туда тыркнулся, сюда: там йога, там медитации, искусство, культура, художественная богема. Меня мама каждую субботу водила на концерты симфонических оркестров. Это все для меня было близко и понятно, но… не то! А в священнике, с которым я познакомился, в его среде я вдруг почувствовал тонкое звучание чего-то принципиально иного. И я рассчитывал, что в семинарии мне расскажут, объяснят, как жить, куда двигаться. Хотя поступил я туда скорее случайно. Сегодня настолько неподготовленного абитуриента, каким я был тогда, просто не приняли бы.

Но ведь у православных не бывает случайностей?

Перейти на страницу:

Похожие книги

120 дней Содома
120 дней Содома

Донатьен-Альфонс-Франсуа де Сад (маркиз де Сад) принадлежит к писателям, называемым «проклятыми». Трагичны и достойны самостоятельных романов судьбы его произведений. Судьба самого известного произведения писателя «Сто двадцать дней Содома» была неизвестной. Ныне роман стоит в таком хрестоматийном ряду, как «Сатирикон», «Золотой осел», «Декамерон», «Опасные связи», «Тропик Рака», «Крылья»… Лишь, в год двухсотлетнего юбилея маркиза де Сада его творчество было признано национальным достоянием Франции, а лучшие его романы вышли в самой престижной французской серии «Библиотека Плеяды». Перед Вами – текст первого издания романа маркиза де Сада на русском языке, опубликованного без купюр.Перевод выполнен с издания: «Les cent vingt journees de Sodome». Oluvres ompletes du Marquis de Sade, tome premier. 1986, Paris. Pauvert.

Донасьен Альфонс Франсуа Де Сад , Маркиз де Сад

Биографии и Мемуары / Эротическая литература / Документальное