Вера в горниле сомнений. Православие и русская литература

В "Бесах" предугадана и важнейшая черта революции — опора её вершителей на уголовные

элементы. Так, своекорыстные действия Федьки Каторжного много помогли Петруше в создании

вожделенного хаоса.

Осмысляя все социальные утопии, Достоевский постоянно бьёт в одну и ту же точку: главнейшую

опасность он видит в безбожии этих утопий, в измене Христу.

Всё это обилие отрицательного содержания отражает важнейшую особенность романа, которую

подсказывает само название его: вера утверждается в нём апофатически, преимущественно через

обличение мира соблазнённого, отступившего от Бога.

Никуда же не деться от угнетающей сознание проблемы: человека, полного сомнений,

склоняющегося к безверию, тревожит и манит мысль об устроении на земле вне Бога. Человек ищет

возможность одолеть и избыть отчаяние, не могущее не укорениться в душе под воздействием сомнений и

неверия. Человек пытается отыскать идеальный вариант существования в безбожном одиночестве рода

людского. Достоевский не мог миновать мыслью возможность такого поиска и должен был осмыслить его

на художественном уровне. Всё-таки пространство, где действует бесовский соблазн, есть пространство

Божиего попущения такому соблазну. Уже само бытие бесов свидетельствует и о бытии Творца видимым

же всем и невидимым". Для того, кто отрицает бытие Божие в мире, некоторым утешением может стать

мысль об отсутствии и соблазнительных лукавых целенаправленных действий бесовского начала, которого

также не должно существовать. Тут своего рода парадокс: при отсутствии абсолютного Блага неизбежно

мнится небытие и абсолютного зла. Более того: если Бога нет...

7

... то не может быть и ощущения богооставленности в душе человека. Вот на каких путях человек

надеялся и надеется одолеть своё уныние. Но как проявит себя ощущение абсолютного одиночества

человека перед лицом мироздания, чувство, которого невозможно избыть?

Версилов, один из основных персонажей романа "Подросток" (1874—1875), высказывает

парадоксальную мысль: без Бога неизбежно возрастание любви людей друг к другу, именно от чувства

обречённости каждого. Впрочем, сам же он и опровергает себя "... всё это — фантазия, даже самая

невероятная; но я слишком уж часто представлял её себе, потому что всю жизнь мою не мог жить без этого

и не думать об этом".

Да, мечта. Но не заурядная, не пошлая игра воображения, а предельно-трагическая. Это не о

хрустальном рае тоска, а о Боге. Достоевский высветил ту крайность, далее которой некуда: тут последнее

прибежище от безнадёжного отчаяния — а за ним сознание неотвратимой гибели. Ибо мечта-то сама уже и

опровергнута в романе прежде своего обнаружения, отринута отчасти наивным, но глубоким по сути

рассуждением Подростка, сына Версилова Аркадия Долгорукого: "Да зачем я непременно должен любить

моего ближнего или ваше там будущее человечество, которое я никогда не увижу, которое обо мне знать не

будет и которое в свою очередь истлеет без всякого следа и воспоминания (время тут ничего не значит),

когда Земля обратится в свою очередь в ледяной камень и будет летать в безвоздушном пространстве с

бесконечным множеством таких же ледяных камней, то есть бессмысленнее чего нельзя себе и

представить!"

Аркадий высказывается гораздо прежде разговора своего с отцом, в котором тот поведал о своей

мечте, — и если такое знает наивный Подросток, то тем более понимает сам Версилов, не может не

понимать. И торопится опровергнуть самого же себя, свою мечтательную идею отринуть: "Я не мог не

представлять себе времени, как будет жить человек без Бога и возможно ли это когда-нибудь. Сердце моё

решало всегда, что это невозможно..." То есть: от крайнего безбожия (а его мечта здесь именно крайность)

Версилов всё-таки устремляется к необходимости соединения с Богом, только лишь на крайний случай

приуготовляя себе мечтательное утешение, да и то неверное.

Версилов обозначил те крайности, между которыми скитаются сомнения и безверие человека.

Поэтому в романе "Подросток" необходимо прежде разгадать загадку Версилова и через неё

воспринять его метания в маловерии. Прав Бердяев, утверждавший, что в романе "всё вращается вокруг

центральной личности Версилова, одного из самых обаятельных образов у Достоевского, всё насыщено

страстным к нему отношением, притяжением или отталкиванием у него. У всех есть только одно "дело" —

разгадать тайну Версилова, загадку его личности, его странной судьбы".

Сам Версилов крайне противоречив. Первое, что о нём узнаётся: он эгоистичен и капризен, не

желает замечать, каким лишениям из-за него подвергают себя его ближние. Эгоизм Версилова даже наивен,

ибо определяется жесточайшим эгоцентризмом этого человека. Он и сам для себя едва ли не центр

вселенной, и для многих прочих. Среди семейных он что-то вроде божка, и принимает поклонение как

должное.