Вера в свободу. Практики психиатрии и принципы либертарианства

Взгляды Милля на контроль над веществами сегодня более своевременны, чем в то время: «Если бы мы положились на то странное уважение и не менее странное неуважение, какое люди оказывают свободе, то должны были бы признать, что индивидуум имеет право делать вред другим и не имеет право делать того, что ему нравится и что никому не вредит»220.

Похожи ли душевнобольные на несовершеннолетних?

В любом обществе дети и взрослые занимают разные социальные ниши. В развитых обществах это различие установлено в форме определенной законом роли и статуса для тех и других. На современном Западе предполагается, что взрослые наделены дееспособностью и могут отвечать за собственные поступки. Представители государства не могут принуждать их ради их собственного блага, но могут это делать в наказание за преступление. В отношении детей дела обстоят противоположным образом. Предполагается, что дети недееспособны и отвечать за свои поступки не могут. Представители государства могут принуждать их ради их собственного блага, но не могут наказывать их так, как могут наказывать взрослых.

Эти различия для философии Милля имеют фундаментальный характер. Он использует термин «незрелость» (nonage), вышедший ныне из употребления для называния человека, который, вне зависимости от возраста своего организма, не достиг зрелости или, возможно, уже не достигнет. Он полагал, что с такими людьми правомерно обращаться как с несовершеннолетними. Идея безумия (сумасшествия, психического заболевания, психиатрического расстройства), как я показал, соединяет и запутывает между собой идеи заболевания, некомпетентности, безответственности и незрелости221. Психическое заболевание — это стратегическая фикция. С людьми, называемыми «психически больные», следует обращаться как с ответственными взрослыми. Психиатрическое принуждение представляет собой парадигматическое нарушение верховенства права и несовместимо с принципами, которые якобы отличают «свободные» общества от «несвободных».

На протяжении Средневековья сумасшедшими признавали только таких людей, чье поведение напоминало поведение «диких зверей». В XVIII в., когда обращение с безумцами сложилось как ремесло, категория «безумие» начала расширяться, а традиционное объединение безумцев с младенцами и идиотами как должными объектами принуждения со стороны родственников и государства становилось все более полезным и приемлемым, как в обществе, так и со стороны закона.

С 1823 по 1854 г. Милль был администратором в Ост-Индской компании. Его утверждение — «…мы должны считать этот принцип равно неприменимым и к обществам, находящимся в таком состоянии, которое может быть названо младенческим» защищало английскую колониальную политику Индии, будь это намеренно или нет. Такое отступление существенно ослабило его доводы в отношении свободы в общем и в особенности свободы индивидов, чьи умственные способности не достигали некоего невыраженного минимального стандарта. Если правильно принуждать «незрелых» членов «отсталой расы», также приемлемо принуждать и «незрелых» членов передовой расы, называемых «душевнобольные».

Сэр Джеймс Фицджеймс Стивен (1829‒1894) в своей знаменитой критике «О свободе» Милля увидел ахиллесову пяту рассуждений автора и правомерно атаковал его в этом вопросе:

Вы признаете, что детей и людей в «отсталых состояниях общества» позволено принуждать ради их собственного блага… Почему в таком случае образованные люди не могут принуждать невежественных?… Мне кажется невозможным остановиться в применении этого принципа, если принуждение в случае детей и «отсталых» рас признано как допустимое; поскольку, в конце концов, зрелость и цивилизация — это вопросы постепенности. Один человек может быть в пятнадцать лет более зрелым, чем другой к тридцати222.