Вера в свободу. Практики психиатрии и принципы либертарианства

Утилитаризм представляет собой модернизированную и стерилизованную версию христианства. Или, как это излагает Милль, «если это правда, что Бог желает, превыше всего остального, счастья своим созданиям, и что такова была его цель при их сотворении — то полезность представляет собой не только безбожную доктрину, но и доктрину куда более глубоко религиозную, чем любая другая»226. И снова: «В золотом правиле Иисуса из Назарета мы читаем полноту духа этики полезности. Поступать так, как вы желали бы, чтобы поступали с вами, любить своего ближнего как самого себя — составляет совершенный идеал утилитарной морали»227 (от Матфея 7: 12 и от Луки 6: 31: «Во всем, как вы хотите, чтобы поступали с вами, поступайте и вы с ними, ибо в этом — закон и пророки»).

В недавнем исследовании миллевской «религии» Линда Рэдер делает убедительный вывод о том, что

хотя Милль в какой-то мере следовал принципам классического либерализма, он запутал вопрос классической либеральной философии своим убеждением в том, что цель правительства — всеохватывающее «улучшение человечества», а не законная защита личной свободы, а также уверенное принятие «общественного» морального идеала… результатом этой попытки стал достойный любопытства и лишенный устойчивости гибрид современного либерализма, пытающийся обеспечить социалистический нравственный идеал коллективного служения человечеству посредством активной экспансии правительства, однако же во имя той самой личной свободы, которую надеялся спасти классический либерализм… Отказ Милля признавать взаимосвязь между свободой человека и несовершенством бытия, однако, вполне согласуется с его постоянными требованиями «социальной справедливости» — этого троянского коня англо-американского коллективизма… Пожалуй, в самом значительном своем воплощении Милль — первый современный либерал228.

Милль, можно сказать, стал первым современным фармакратом. Сэмюэль Джонсон был прав: дорога в ад и в самом деле вымощена благими намерениями. Пожалуй, единственным величайшим препятствием к честному и свободному обществу является одержимость тем, чтобы сделать других людей счастливыми, неважно, хотят они этого или нет.

Просчет утилитаризма, как и просчет психиатрии, коренится в соответственной терминологии и неотъемлем от таковой. Рассмотрение счастья как «предмета», который может наличествовать в собрании, — нонсенс. Термин «счастье» означает абсолютно субъективное состояние ума, которое может описывать только отдельных людей. Коллективы счастливы быть не могут. Справедливости ради, группы людей могут быть свободны от мучений и страданий — например, от страданий, связанных с высокой детской смертностью или эпидемиями туберкулеза. Однако улучшения в состоянии здоровья в группах не сделали людей счастливыми. Они сделали их жадными к жизни без заболеваний или боли и даже без смерти.

В конечном итоге утилитарная этика Милля предлагает соблазнительное оправдание тому, чтобы начинать психиатрическое насилие. Подчинение слабого сильному в современном мире регулярно оправдывают риторикой защиты и «лечения». Милль заслуженно известен своей борьбой против узаконенного неравенства женщин и мужчин и, соответственно, подчинения первых последним229. Тем более удивляет одобрение им других, неуточненных видов узаконенного неравенства: «Представляется, что все люди имеют право на равенство в обращении с собой, за исключением того, когда определенная признанная общественная целесообразность требует противоположного»230.

Заключение

Джон Стюарт Милль имел либертарианскую голову и утилитарное сердце. Он не сумел преодолеть систему верований, унаследованную от своего отца, Джеймса Милля, и интеллектуального патрона их обоих, Иеремии Бентама.