Вера в свободу. Практики психиатрии и принципы либертарианства

Рассел был исключительно просвещенным человеком. Он изучал работы Джеймса Б. Уотсона и Зигмунда Фрейда, восхищался ими как учеными-психологами и полагал проницательным психологом также и себя. Он оставил много утверждений по вопросам, которые мы относим к сфере антропологии, психологии и психиатрии. Например:

• «Китайцы утонченны и вежливы, стремятся только к справедливости и свободе»246.

• «В общем, представляется справедливым считать негров в среднем низшими по отношению к белым… женщины, как правило, глупее мужчин… можно сказать, умен человек или же он глуп, судя по форме его головы»247.

Подобно современникам, Рассел проявлял особенный интерес к евгенике. Он писал: «Стерилизация неполноценных стоит на повестке дня повседневной практической политики в Англии. Возражения против этой меры… я полагаю, не оправданы. Слабоумные женщины, как знает каждый, склонны иметь чрезвычайно много незаконнорожденных детей, как правило, абсолютно бесполезных для общества. Эти женщины сами были бы счастливы, будучи стерилизованы»248. Под «неполноценными» Рассел понимал лиц, страдающих умственной неполноценностью и психическим заболеванием, или «безумием». Отметим, что Рассел приписывал счастье женщинам, стерилизованным против их воли.

Кто будет определять, полноценен человек или нет? Рассел полагал, что это — задача психиатра. Сетуя на веру Рассела «в психиатрические установления и диагнозы», его биограф Рэй Монк отмечает, что Рассел «не считал, что душевнобольные имеют для общества какую-либо ценность или что они заслуживают каких-либо прав или внимания. Насколько это его заботило, стать безумным означало фактически потерять человеческий статус»249. Mutatis mutandis, быть объявленным безумным означало и означает утратить статус личности. Именно таким было обращение Рассела с его сыном Джоном, к которому он относился как к безумному нечеловеку.

Рассел хорошо понимал, что работа психиатра радикально отличается от работы обычного врача. Психиатр не имеет маркеров предполагаемых заболеваний, которые он диагностирует и лечит. Недобровольный психиатрический пациент — а других в то время, когда Рассел формировал свои взгляды, не было — считает своего психиатра врагом, а не союзником.

В трудах Рассела рассыпаны указания на то, что ему была понятна истинная природа явлений, которые психиатры и люди вообще называют «психическими болезнями». Вместо психического заболевания Рассел использовал термин «безумие». Например, в «Завоевании счастья» — сочетании банальностей, тупого фанатизма и проницательных наблюдений — Рассел писал: «В своих крайних формах мания преследования признана формой сумасшествия… подобно многим другим видам безумия, она лишь преувеличение тенденции, нередкой среди людей, которых считают нормальными. Я не предлагаю обсуждать крайние формы, представляющие собой предмет рассмотрения психиатра»250.

Рассел правильно определяет «параноидную» подозрительность как преувеличенную форму нормального человеческого поведения или как «тенденцию». В следующем предложении он умывает от этой проблемы руки, утверждая, что лишь психиатр, т.е. врач, компетентен иметь с ней дело. Однако Рассел хорошо понимал различие между нежелательным поведением человека и патологическим изменением в его организме. Как преувеличенная подозрительность становится заболеванием? Что такое безумие? Почему сумасшедших людей следует лишать свободы? Невзирая на свою блестящую эрудированность, Рассел никогда не задавал себе этих вопросов. Всю свою жизнь он провозглашал себя борцом за людей и группы, лишенные свободы власть предержащими, и в то же время сам желал подчинить людей, которых он считал сумасшедшими, деспотической власти психиатров.

В своей книге «Власть» (1938) Рассел сделал проницательный анализ мегаломании, присущей сумасшествию, как неудовлетворенной жажды человеком власти. Он писал: