Вересковый мёд

Он выпил до дня, встал, собираясь уйти. Проверить караулы, своих людей, лошадей, сумки, оружие, траву у порога и тучи на небе, что угодно, лишь бы сбежать от этих невыносимо притягательных глаз и губ.

Эрика тоже встала, но пошатнулась, хватаясь рукой за стол, и Викфорд даже сам не понял, как оказался рядом.

— Да ты же едва стоишь на ногах! — воскликнул он, удерживая её за талию.

— Голова кружится… наверное, и правда, зря я спустилась, — произнесла она тихо. — Я дойду… Ничего…

Она ухватилась рукой за перила, того и гляди упадёт.

Проклятье! Она ещё не выздоровела… Но надела это платье… Из-за дня рожденья… Она ведь принцесса… В другое время в честь этого назначили бы бал, фейерверки, прибыли бы гости с подарками… Ей хотелось праздника… А она здесь, на каком-то постоялом дворе среди наёмников и врагов… И он снова наговорил ей грубостей…

На него внезапно накатила волна неудержимой нежности. Захотелось обнять её, прижать к себе и пообещать, что будет у неё и бал, и платья, и гости с подарками. Что не вечно им бегать по этим лесам.

— Держись за меня, птичка, — прошептал, подхватывая её на руки, легко, как пёрышко, и медленно пошёл по лестнице.

Эти несколько ступеней, казались просто бесконечными, потому что внутри у Викфорда сражались чувства с рассудком, и бой этот был смертельным. Под кожей прорастали невидимые ветви, пронизывая мышцы и сухожилия, и тянулись к Эрике. Но теперь это были даже не ветви, они срослись, превратившись в крылья, совсем такие, какие ему чудились сегодня вокруг неё. И уже не только его руки, но и эти крылья обнимали её, сплетаясь с такими же её крыльями, словно хотели стать единым целым. Он толкнул дверь ногой и поставил свою драгоценную ношу на пол прямо в комнату, понимая, что дальше ему нельзя. Шагнёт внутрь и это будет точка невозврата. Но отпустить её означало разрезать что-то между ними прямо по живому, словно оторвать кусок от сердца, вместе с рёбрами и кожей.

— Послушай…Я… Я должен это сказать… И пусть за это ты будешь ещё больше меня ненавидеть, — произнёс он, хватаясь руками за дверной косяк и нависая над входом, словно порог был его последней границей, — но я тебе солгал…

Эрика подняла взгляд, а его будто прорвало. Не мог он больше молчать, не мог выносить того, что она его ненавидит. Не мог выносить её молчания, и поникших плеч…

— …я не был в Гранарде. Всё, что я сказал у ручья — неправда. Я и в Балейру-то попал впервые этой осенью. А дома, в Волчьем острове, я последний раз был больше десяти лет назад, так что понятия не имел, чем занимаются мой отец и братья, и что они сделали с твоей семьёй. И я никого не убивал и не жёг в Гранарде, и никогда бы такого не сделал. Прости меня за то, что я тебе сказал, но я должен был так поступить…

Она не дала ему договорить.

— Ты мне солгал?! Вот так?! — воскликнула Эрика, внезапно шагнула ему навстречу и с силой ударила ладонями в грудь, а потом ещё раз и ещё. — Зачем?! Зачем ты это сделал?!

— Я должен был…

Она вдруг стиснула руки в кулаки, сгребая пальцами его рубашку на груди, и в глазах у неё блеснули слёзы ярости.

— Должен был? Кому должен?! Да как ты мог?!Ты хоть знаешь, как это больно?! Ты просто хотел меня унизить? Сделать ещё больнее? Почему?! — её голос сорвался, и казалось, она сейчас заплачет, и это стало последней каплей.

— Почему?! — он схватил Эрику за плечи, сжал их, чувствуя под пальцами жар и, склоняясь к её лицу, произнёс горячо, понимая, что больше не может молчать: — Да потому что ты — невеста короля! Потому что я слово дал! Да неужели ты не видишь, как я с ума по тебе схожу от самого Кинвайла?! Я просто дышать забываю рядом с тобой! А без тебя и вовсе не могу! Неужели не видишь? Но мне нельзя даже думать об этом! Ты понимаешь это?! И лучше бы тебе ненавидеть меня сильнее, Эрика! Ненавидеть изо всех сил! И держаться подальше, потому что я этого не могу! Я как проклятый зверь на цепи, не могу от тебя оторваться! Вот почему я это сказал!

Эрика замерла, будто не веря его словам. А потом что-то изменилось в её лице, пришло какое-то понимание, и в глазах почти не осталось зелени. Они потемнели, как штормовое море, и Викфорд снова увидел, как распахнулись прозрачные крылья у неё за спиной, наполняя комнату волшебным свечением.

И в тот же миг её пальцы разжались, отпуская скомканную ткань рубашки, плавно скользнули вверх, она встала на цыпочки, обхватила ладонями его лицо и поцеловала в губы. Нежно, долго, трепетно и сладко…

Наверное, стрела в сердце показалась бы Викфорду просто уколом по сравнению с тем, что сделали с ним эти нежные губы.

Он вдохнул судорожно, обжигаясь воздухом, и перехватил ладони Эрики, когда она чуть отстранилась.

— Что ты творишь?! — и голос сорвался на хриплый шёпот.