Вересковый мёд

Ему бы оттолкнуть её сейчас и бежать, но разум уже проиграл этот поединок желанию, и оно просто испепеляло его, пригвоздив к этому порогу.

Их лица были так близко, что от притяжения покалывало кожу. Одно короткое мгновенье их взгляды жгли друг друга молчанием, а потом Викфорд прошептал обречённо:

— Да пропади оно всё!

Притянул Эрику рывком и смял её губы поцелуем. Голодным, жадным, таким страстным, что кажется, она перестала дышать. Скользнул руками по шее, по плечам, обнимая, подхватывая и увлекая в комнату, прижимая к стене, просто вминая её в эту стену и в себя. Вжимаясь бёдрами, стискивая пальцами, чтобы чувствовать её кожу даже сквозь платье.

Он пил её поцелуями, не давая возможности оторваться, слишком мучительно, нежно и сладко, и горько, потому что запретно. А её губы на вкус, совсем как вересковый мёд, и в ответ такие нежные, отзывчивые, страстные.

— Эрика… Моя птичка… Ты — мой вересковый мёд…

Шептал ей какое-то безумие, целовал и остановиться не мог, так давно хотел этого, и лишь надеялся остатками разума, что она сама его остановит, оттолкнёт, ударит…

А она…

А она не стала. Запрокинула голову, отдаваясь вся его поцелуям, и закрыла глаза. Гладила его плечи и волосы, и лишь притягивала к себе всё сильнее и сильнее, только бы он не останавливался и не отпускал. Он касался губами её шеи и ощущал под кожей сумасшедший стук сердца, и оно билось даже быстрее, чем его собственное.

— Моя маленькая птичка… Что же ты делаешь…Нам нельзя, слышишь? Мы же погибнем оба, ты понимаешь это? — он шептал хрипло, целуя кожу за ухом, вдыхая запах её волос — мёда и вереска, но не мог остановиться и знал, что не сможет сам…

Вытащил одной рукой шпильки из причёски, роняя их на пол вместе с бусами, путаясь пальцами в непокорных прядях, а другой потянул завязки корсета, дёргая их нетерпеливо и, забираясь под тугую шнуровку, всё ждал, что она его остановит.

Но она молчала и просто пылала в его руках. Такая мягкая, податливая, словно воск. Прильнула к нему, потянув за ворот рубашки и распахивая её, медленно ведя ладонями по обнажённой коже, будто впитывая его тепло. Он нетерпеливо содрал с себя и куртку, и рубашку, отшвыривая их в сторону, чтобы чувствовать на себе её горячие ладони, чтобы не пропустить ни одного прикосновения.

Она словно растворялась в нём, прижимаясь так, что он не смог бы объяснить, как вообще может быть так, что к другому человеку прижимаешься всем телом, каждой клеточкой, повторяя изгибы чужого тела так, будто вы единое целое.

А хотелось ещё ближе, но мешал этот треклятый корсет, и Викфорд просто разрезал кинжалом непокорную шнуровку и отбросил его сторону.

Нечем стало дышать, кружилась голова, и мир двоился, и он, кажется, пьян был уже, по-настоящему. Подхватил Эрику на руки и отнёс на кровать, а его шатало, и колени почти подгибались.

Что это с ним?

Ухватился рукой за стену, зажмурился, пытаясь прогнать мелькающие перед глазами тени. И медленно опустился рядом с Эрикой. Мир поплыл, потемнел и погас окончательно.

Глава 23. Вересковый мёд (2-я часть)

— Вик! Вик?! Мать твою! Да очнись же ты! О, Всевидящий отец! Очнись уже, проклятье!

Викфорд разлепил глаза и всё никак не мог понять, что это за рожа нависает над ним в тусклом свете дрожащей свечи. И только по голосу понял, что это Корин Блайт. Мир перед глазами был каким-то нечётким, в голове гудело так, словно там поселился рой ос и кто-то, видимо всё же Корин, грубо тряс его за плечо.

— Очухался! Ну наконец-то! Слава всем Богам! Это что тут такое было?!

Викфорд рывком сел на кровати, и тут же схватился за виски. От боли казалось, что в них долбится огромный дятел, пытаясь взломать череп, и комната плясала перед глазами так, словно они были на палубе корабля попавшего в шторм.

— Проклятье! — прошипел он сквозь зубы и посмотрел на ларьета, который разбушевался не на шутку. — Не шуми…

— Не шуметь? — Корин Блайт подцепил кинжалом валявшийся на полу корсет и поднёс его к глазам Викфорда. — Это вот вообще как понимать?! Ты верно думаешь, что у нас тут у всех головы лишние?

— Где Эрика? — сознание почти вернулось и вместе с ним понимание того, что произошло что-то очень плохое.

— Сбежала эта бешеная! Вот где! Только не говори, что ты не знаешь, как она это сделала! Потому что эта подлая девица опоила Нурберта, и удрала прихватив с собой двух лошадей и своего полудурка! Скажи спасибо, что я не спал!

— Твою же мать! — Викфорд вскочил, пошатнулся, едва не рухнув обратно.

— А ты тут лежишь весь в бабском тряпье на её кровати и я даже спрашивать не хочу чем вы тут занимались! Вик, ты окончательно рехнулся?! — рявкнул на него ларьет.

И Викфорд готов был поклясться, что никогда ещё не видел его таким злым. Он оттолкнул Корина и ринулся вниз, на ходу подбирая рубашку и куртку, и только потом понял, что спешить особо некуда. За окном лил дождь, и о погоне даже речи быть не могло, по крайней мере до утра. Оставалось только ждать.