Вересковый мёд

Здесь она не слышала голос леса, тавры Джералда надёжно хранили молчание Волчьего острова, но Эрика была уверена, что лес и вода услышат её молитву.

Глава 28. Сердце волка

Вечером Эрику позвали на ужин к Джералду. И хотя Эрика предпочла бы уединение своей комнаты и тишину обществу хозяина дома, но возражать было нельзя. Да и пока она решила не злить понапрасну этого зверя. Пусть думает, что рассказами о своих зверствах он добился цели и она покорилась.

За тем самым столом, где в прошлый раз они сидели вдвоём, сегодня собралось всё волчье семейство. И если даже не всё, то, наверное, большая его часть, потому что почти все стулья вокруг длинного массивного стола были заняты. Сколько у старшего Адемара сыновей Эрика так и не поняла, но сегодня за столом их было трое. По правую руку от Джералда сидел Бреннан, и место рядом с ним пустовало. Хозяин дома указал на него пальцем и скомандовал ей почти, как собаке:

— Садись!

Впрочем, он так разговаривал почти со всеми: приказы, как щелчок бича, молчание, как удар плетью.

— Привыкай к нашему обществу, — продолжил Джералд отрезая кусок мяса от кабаньего ребра. Хорошо бы умела играть на дзуне, развлекла бы нас. А то Осмунд утопил нашего лютниста…

— Он и дзуну утопил, так что не на чем играть, — произнёс кто-то со смешком.

За столом оказались только мужчины, и Эрику проводили к её стулу такими недвусмысленными взглядами, что у неё подкашивались ноги, пока она шла через зал. Посыпались сальные шуточки в сторону Бреннана, но он смотрел на Эрику холодно, с неприязнью, видимо помнил их первую встречу. Кроме Бреннана за столом, сидели ещё и его братья: Осмунд и Айкен, а кто были остальные мужчины, она так и не поняла. Но вели они себя все, как псы. Усмехались, глядя на неё, и мысли их читались на лицах так же, ясно, как если бы они произносили их вслух.

Все неторопливо ели, обсуждая подробности облавы на Викфорда, и Эрике делалось дурно от тех подробностей о ямах, капканах и силках, которые проскальзывали в разговорах. Ей стоило всех её сил высидеть этот ужин, выдержать их насмешки и вопросы Джералда о том, как она провела день. Она сидела, как каменный истукан, ела и пила, когда приказывали, и отвечала на вопросы, когда не ответить было нельзя. Она смотрела в миску, краснея, когда окружающие шутили насчёт их первой ночи с Бреннаном, и мысленно молилась о том, чтобы Боги дали ей сил вынести этот ужин.

— Ничего, завтра мы уже поймаем этого ублюдка, — усмехнулся Джералд, поднимая бокал, и следом бокалы подняли остальные.

И Эрике тоже пришлось, хотя выпить из него так и не смогла.

А все выпили до дна, так словно пили за долгожданную победу над заклятым врагом. Но разве он им враг? Что же сделал Джералд со своими детьми? Он превратил их в ещё больших зверей, чем он сам, в чудовищ, которые слепо идут за ним, повинуясь его приказам, и убивают просто потому, что по-другому жить они не умеют. И вот ради этого погибли тысячи балеритов? Ради того, чтобы жила эта волчья стая?!

— Надеюсь, ты готова к обряду фрэйя? — спросил неожиданно Джералд и впился в неё холодным внимательным взглядом. — Мои псы уже взяли след. Завтра щенка привезут сюда, я сниму с тебя это кольцо, и ты станешь женой моего сына. Так что уж постарайся, сделай, что нужно, чтобы мне не пришлось отправлять тебя в подвал до скончания веков.

Эрика не ответила, потому что ответ не требовался, лишь втянула голову в плечи под жадными взглядами мужчин за столом.

— Да из неё слова клещами не вытянешь, — усмехнулся Осмунд.

— Покладистая жена — это хорошо. Надеюсь, что и думает она так же мало, как и говорит. Женщине ни к чему думать, её ценность в другом, пора бы тебе запомнить это, — ответил Джералд.

— Ага, ценность в том, что ниже головы, — хмыкнул Бреннан.

— А ты смотри получше за своей «ценностью». Опростоволосишься завтра с тем, что у тебя ниже головы, я и укорочу тебя на эту «ценность», — ответил Джералд резко и встал. — Пора спать, завтра большой день.

Все вскочили следом, видимо приказы главы Дома здесь никогда не обсуждались.

Эрика шла обратно в комнату под конвоем: пёс с факелом впереди, пёс с факелом сзади. Но она была безумно рада сбежать прочь из волчьего логова. И только в тёмных коридорах замка ощутила, как медленно распускается тугой узел напряжения, стянувший всё внутри, и как ноги почти подгибаются и руки всё ещё дрожат. Лишь только когда за ней закрылась тяжёлая дверь, и заскрипел ключ в замке, она почувствовала настоящее облегчение.

Постояла, прижавшись ладонями к шершавым дубовым доскам, как будто эта запертая снаружи дверь могла её защитить. Вдохнула-выдохнула, разжала кулаки, в которых всю дорогу до комнаты прятала нервную дрожь холодных пальцев и шагнула в комнату.