Веревочная баллада. Великий Лис

Она медленно кивнула, прикрыв ясные глаза. И в миг, когда Илию захлестнула волна вопросов, соболезнований, желаний извиняться и выговариваться, дверь кабинета настежь распахнулась. В проеме нарисовался, будто удалец с расписной фрески, молодой человек – невысокий, но ладно сложенный, с пшеничными золотистыми кудрями, красивым белым лицом, но броскими, будто нарумяненными, красными щеками и губами. Одет он был не менее приметно: в военной форме с косым воротом, точь-в-точь, как у конвоя в Хоромах, но вместо черных яловых сапог на ногах у него были алые высокие черевички, расписанные затейливым огненным узором. Он театрально подбоченился, выставив одну ногу на пятку, и широко улыбнулся. Прозвучал льющийся, зычный баритон:

– Матушка Рогнева Бориславовна! – сказал и тут же размашисто сбросил с себя руку охранника. – Да уйди ты… Неймется.

Илия раскрыл глаза так широко, как мог. Тристан выглянул из-за спин парня и охраны, которые пытались утащить наглеца обратно за дверь. В переполох вмешалась Рогнева:

– Где сапоги оставил?

– Да отойди, бешеный, – отбился он от охранника. – Матушка, не обессудь, я со всех ног летел.

Он раскрыл руки, как в поклоне перед танцем, и зашагал по кабинету, но его уверенный марш снова остановила Рогнева:

– Где. Сапоги. Оставил.

Он замер, взглянул вниз на свою обувь, изобразил удивление и деловито произнес:

– Сапоги оставил на благо Родине. Так сказать, был вынужден идти болотами. Но через дворец культуры имени… – он рассек ладонью воздух.

– Ой, помолчи уже, – прервала его Рогнева. – Затараторил! Ну, голова есть? Я с королем Эскалота на переговорах.

Пораженный увиденным, Илия молчал. Парень поспешно обогнул кресло Рогневы, опустился на корточки, чтобы его лицо поравнялось с ее ухом, и принялся разглядывать Илию.

– Этот? Недурен, – оценивающе произнес он, и прежде чем Рогнева начала его отчитывать, выставил указательный палец и добавил: – Однако.

– Его Величество Илия I в совершенстве знает радожский, – устало проговорила Рогнева.

Молодой человек извиняющимся жестом приложил руку к груди и обратился уже к королю:

– Ваше Величество Илия I, вы, однако, недурны.

Рогнева закатила глаза и шлепнула его по груди и погонам, прогоняя от себя.

– Наш народный поэт Федотка, – представила она Илии парня. – Позорит меня порой.

– Что ты, матушка, только прославляю!

– Чего пришел? – строго спросила она, а когда он снова потянулся к ее уху, одернула: – Так говори.

– Так это… – ему было неловко впервые за все время нахождения в кабинете. – Там Игорь Семионыч опять… за старое.

– Что «за старое»? – настороженно уточнила Рогнева.

– Крепость Юдолеву захватил, говорит, он там сам разберется, и никого туда не пущает.

– Как это «захватил»? – отопрела Рогнева.

– Ну, с дружиной и артиллеристами туда пришел. Говорит, раз всем не надо воевать и народ защищать, так он сам там разберется, – под конец Федотка почти мямлил.

Рогнева тяжко вздохнула и всплеснула руками. Переждав, пока гнев отхлынет, она уже спокойно обратилась к гостю:

– Видите, Илия, о каком самоуправстве толкую?

Он кивком подтвердил, что видит.

– Чем могу помочь?

Она задумалась. А потом предложила:

– А идите-ка вы, Илия, отдыхать с дороги. А завтра мы с вами встретимся в госпитале, где выживших с Вольниц разместили. Там и поговорим предметно.

Поначалу пожелавший ускорить процесс переговоров, Илия смирился. Доверяя чувству своему или намерению Эльфреда, он послушал Рогневу.

Последние всполохи солнца, утонувшего в городских постройках, встретились с ясными звездами и тонким рожком месяца в вышине. Закат еще долго алел, как дотлевающие угли. Ночи были здесь холодными: и красками неба, и стылостью воздуха. Илия лег в постель и, натянув шерстяное одеяло до макушки, старался надышать внутрь своего кокона, чтобы согреться.

Утром, выглянув в окно, он понял, почему столица называется Багряные Зори. Горизонт окрасился в яркий градиент от рыжего до синего. Илия надел теплые подштанники, шерстяные брюки, рубашку и свитер, а потом, посомневавшись, намотал и шарф под пальто. Тристан встретил его на пороге в зимней форме – тоже замерз.