Веревочная баллада. Великий Лис

– Их светлости, герцог и герцогиня Лоретт, – прогремел герольд на весь зал, хотя к этому моменту даже его луженый голос начал давать слабину.

Генералиссимус с супругой, облаченной в черное блестящее платье, поклонились у трона. Илия рассмотрел леди: он не видел герцогиню с похорон Гислен. Тогда она, естественно, тоже пришла в трауре. Хотя она сверкала тканями и бриллиантами, казалось, что ее внутренняя красота померкла. «Печалится ли она о Гислен все время? Не оттого ли потускнела и подурнела?»

– Ее высочество, леди-сестра короля Вильгельмина Гавел, – протянул герольд.

Ренара повторила путь всех прошедших господ и дам и присела в поклоне. Судя по шепотку, бегающему в толпе, и вытянувшимся лицам Илия понял, что Первый Советник не исполнил приказ заявить о Ренаре за три дня до церемонии. Сейчас же он довольно оглядывал присутствующих: его утверждение о том, что «белые скандалы» любимы народом, Илия опровергал яростно, но безуспешно. Ренара выпрямилась. Она смотрела затуманенным взглядом выше плеча Илии. Он подавил желание оглянуться, просто вспомнил, что сзади стоит камерарий. «Потом разберемся», – подумал Илия.

В разгар вечера к Илии пробрался Тибо и доложил, что прибыл неприглашенный человек из Радожен, который не желает появляться при всем собрании. Илия вышел в холл. Там, одетый совсем неподобающе, в коричневое пальто и грязные дорожные сапоги, стоял Федотка.

– Что случилось? Где Тристан? Вы один приехали? – Король засыпал его вопросами.

Федотка снял шапку, низко ему поклонился и виновато сказал:

– Простите, Ваше Величество Илия I. Примите мои соболезнования. Но я вынужден просить у вас в Эскалоте убежища.

Глава VI. Плач Рогневы

Народы дикие любят независимость,

народы мудрые любят порядок,
а нет порядка без власти самодержавной.

Н. М. Карамзин.

Марфа-Посадница, или Покорение Новагорода

«Давным-давно, когда весь мир стоял на стыке революций и традиций, жил тот герой, что силой надломил единый пласт земли и в трещину низверг прожорливых титанов:

бессмысленных князей, их подлую когорту подпевал,

их хилый шлейф аристократов, сражений не видавших,

их алчных пиявок, что выписали из-за рубежа, чтобы испить все соки из народа.

И тот герой, собрав всех под сапог и скинув всех в траншею, израненную землю залатал. Цвели при нем Радожны. Но кто же он?

То имя ему мать дала – Курган,

То имя, что мы дали ему, – вождь.

Помехи на радио искажали плач народа, эхом носившегося по всем частотам. „Вождь мертв!“ – завывали девки; „Почил Курган-батюшка!“ – причитали старухи; „Погиб Курган, буде славен!“ – стенали женщины в полях и на заводах. Заунывный хор смолк, когда белая ладонь Рогневы Бориславовны прихлопнула кнопку радиоприемника и сжала его до хруста костяшек. Она ревновала свое горе ко всем Радожнам, обернутым в черные флаги. Обмякшие на юге и трепыхающиеся на севере, они занавесили лица правительственных зданий, как вдовьи вуали.

Вдовьи… Горечь неуместного слова запершила в горле Рогневы. Она не имела права назвать себя вдовой, хотя не было слова для нее вернее. Рогнева Бориславовна нависла черной лебедкой над телом вождя. Курган лежал в усыпальнице, а его погребальное ложе было усыпано красными бутонами. Они тянулись прерванными цветочными жизнями по всему залу, как кровавые берега вдоль ковровых дорожек, и стекали алым шлейфом по перилам чугунных лестниц. Какой же непомерной чести удостоились те цветы – погибнуть в один день с вождем! Как хотелось разделить эту привилегию и Рогневе, верной наложнице Кургана – единственный титул, которым ее одарили завистливые языки. Слово-то какое постыдное выбрали.

Рогнева свела брови от колющей мысли, и сожаление пролегло глубокой морщиной вдоль ее лба. Двадцать пять лет назад они сами так с Курганом придумали: забыть семью малую ради семьи большой. Отныне, решили они, каждый гражданин Радожен другому брат, отныне нет в Радожнах чужих детей, отныне все они – Община, которой правил Совет воевод и вождь их Курган. Верность Рогневы не позволяла ей смириться со смертью. Они презрели все уклады прошлого, отчего бы ей сейчас соглашаться с еще одной традицией – умирать? Раз смогли они вернуться к тем дням, когда их далекие предки жили единым строем, так, может, и она, подобно жрицам прошлого, найдет способ вернуть славного Кургана к жизни. Но кто бы знал, как свершить чудо? Может, знают те, кто ближе всех находится к погибшим, кто день ото дня проводит в недрах земли?

И пошла Рогнева Бориславовна к шахтерам.

– Здравствуйте, братцы! – поклонилась им матушка, и многие шахтеры остановили работу.

Чумазые лица обернулись, и каждый из них склонился в ответ, осветив множеством лучей десятки сапог.

– Здравствуй, Рогнева Бориславовна! Что привело тебя в шахты?

– Ох, братцы, задумала я разбудить нашего Кургана. Может, знаете вы, что для того делать надобно?