Верхом на тигре. Дипломатический роман в диалогах и документах

События развиваются быстро и сейчас немцам явно не хотелось бы задерживаться на промежуточных ступенях… а непосредственно приступить к разговорам на темы территориально-политического порядка, чтобы развязать себе руки на случай конфликта с Польшей, назревающего в усиленном темпе. Кроме того, их явно тревожат наши переговоры с англо-французскими военными и они не щадят аргументов и посулов самого широкого порядка, чтобы эвентуальное военное соглашение предотвратить. Ради этого они готовы сейчас, по-моему, на такие декларации и жесты, какие полгода тому назад могли казаться совершенно исключенными. Отказ от Прибалтики, Бессарабии, Восточной Польши (не говоря уже об Украине) – это в данный момент [подчеркивание Астахова] минимум, на который немцы пошли бы без долгих разговоров лишь бы получить от нас обещание невмешательства в конфликт с Польшей{225}.

Если раньше Берлин резервировал для себя Литву, то теперь это ограничение снималось. 17 августа Астахов написал: «Положение сейчас таково, что немцы по моему впечатлению согласились бы в отношении прибалтов на любые даже односторонние обязательства, не требуя таковых от нас»{226}.

И до и сразу после подписания пакта фюрер и вся нацистская верхушка уверяли советское руководство в том, что советско-германская «сцепка» всерьез и надолго. Когда в последние дни августа англичане попытались договориться с немцами и решить польский вопрос мирным путем (в частности, активной челночной дипломатией занялся с этой целью британский посол в Берлине Невил Гендерсон), Риббентроп тут же сообщил об этой попытке в советское полпредство, чтобы в Москве не подумали, будто Берлин тайно сговаривается с британцами. Он подчеркнул, что в переговорах с англичанами немцы выдвинули обязательное условие: «Договор между СССР и Германией безусловно не подлежит пересмотру, остается в силе и является поворотом в политике Гитлера на долгие годы. СССР и Германия никогда и ни в коем случае не будут применять друг против друга оружия»{227}.

«Риббентроп также просил “передать Совпра, – докладывал уже после отъезда Астахова новый поверенный в делах, первый секретарь Николай Иванов, – что изменение политики Гитлера по отношению к СССР абсолютно радикально и неизменно. Германия не будет участвовать ни в одной международной конференции без участия СССР. В вопросе о Востоке все свои решения она будет выносить вместе с СССР”»{228}.

Германия готовилась напасть на Польшу, от советских дипломатов немецкая сторона этого уже не скрывала. Полпредство докладывало, что «немцы хотят все сделать скорее». Шнурре говорил о «невыносимых провокациях поляков и близости развязки»{229}. 29 августа Пауль Шмидт, руководитель секретариата Риббентропа и личный переводчик Гитлера, сообщил представителю полпредства, что «мобилизация в Германии на полном ходу и польский вопрос на днях любой ценой, но будет разрешен»{230}.

Когда наконец определились основные положения советско-германской договоренности, Сталин и Молотов перестали нуждаться в услугах Георгия Астахова. Он выполнил то, что от него требовалось, и теперь должен был разделить судьбу своих товарищей по «старой нкидовской гвардии». С ним поступили примерно так же, как с Александровским. Молотов обманул своего подчиненного, вызвав в Москву якобы для участия в подготовке к переговорам с Риббентропом. «Ввиду неясности некоторых вопросов с немцами и необходимости в связи с этим получить более конкретные материалы, прошу немедля выехать в Москву на один день»{231}.