Верхом на тигре. Дипломатический роман в диалогах и документах

Астахов прибыл в столицу утром 23 августа, то есть в день подписания пакта. Было бы вполне логично и естественно включить его в советскую делегацию, пригласить на церемонию, ведь он столько сделал, чтобы это событие состоялось. Вероятно, Астахов ощущал воодушевление, чувствовал себя победителем и предвкушал, как его работа получит успешное и эффектное завершение. Казалось, теперь он будет еще больше востребован, нежели прежде{232}. Однако вышло иначе. Нарком его даже не принял. На подписание пакта не позвал. Перевел в резерв и отправил в длительный отпуск, а 1 декабря 1939 года уволил. Если Александровский занялся адвокатурой, то Астахов устроился в Музей народов СССР, где возглавил сектор Кавказа.

Его уход из НКИД стал реальной потерей для советской дипломатии. Практически не оставалось опытных аналитиков, способных просчитать возможное развитие ситуации с учетом замыслов Берлина. Астахов ясно понимал, что договоренность с СССР нужна гитлеровцам только для того, чтобы «нейтрализовать нас в случае своей войны с Польшей», и речь вовсе не идет о возрождении советско-германской дружбы{233}. Однако ни Сталину, ни Молотову, ослепленным своим внешнеполитическим успехом («натянули нос» англичанам и французам) и в какой-то момент поверившим в «дружбу» с нацистами, опытные аналитики были ни к чему.

В музее Астахов трудился недолго, до февраля 1940 года. Затем его арестовали как «польского шпиона» (шпионаж в пользу Германии временно вышел из моды, с Германией тогда дружили), допрашивали с применением пыток и отправили в ГУЛАГ. 14 февраля 1942 года он умер в Усть-Вымлаге (Коми АССР){234}.

Пакт: pro et contra

Подписание пакта не свидетельствовало о намерении советского государства и его вождя развязать мировую войну. Сталин войны не хотел, он войны боялся и всеми правдами и неправдами пытался оттянуть вступление в нее СССР. Резонно высказывание российского историка: «Это решение вряд ли можно сравнить с действиями злоумышленника, задумавшего разжечь мировой пожар. Оно скорее сравнимо с поведением человека, попытавшегося спасти свой дом от пожара, разожженного другими»{235}.

Но с тем, что это был вынужденный шаг, предпринятый после провала попыток создания в Европе системы коллективной безопасности, многие не согласны{236}. Возражения сводятся к тому, что Сталин всегда оставлял за собой свободу выбора, и каждый вариант – коллективная безопасность с англичанами и французами или союз с нацистами – был для него приемлем. Может, альянс с Гитлером ему был даже больше по нраву, учитывая, что от бесноватого фюрера он претерпел меньше унижений, чем от высокомерных бриттов и спесивых галлов.

Однако, если проследить все перипетии деятельности советской дипломатии в 1930-е годы, мы увидим, что ее основные усилия были сосредоточены на формировании системы коллективной безопасности. Это была главная «колея» (если воспользоваться выражением Безыменского), самая широкая и расчищенная. Германская колея тоже существовала, но была у́же и хуже. Правда, именно вторая колея привела к конкретной договоренности, поскольку первая завела в тупик.

Но было ли решение Сталина о заключении пакта «единственно правильным»?{237} Может ли быть правильным решением циничная и аморальная сделка с дьяволом?

Можно не обращать на это внимания, подчеркивая, что подписание пакта и протокола не выходило за рамки принятой в то время международно-правовой практики и сослужило хорошую службу своей стране, то есть Советскому Союзу{238}. Пакт даже называют «большим успехом» советской дипломатии «с позиций современного исторического знания»{239}. Предлагается «перестать посыпать голову пеплом» и «заняться пересмотром тех обвинительных заключений, которые были приняты еще на Съезде народных депутатов СССР в декабре 1989 года»{240}.

Некоторые журналисты и публицисты, охваченные стремлением доказать, что «мы всё всегда делали правильно», договорились до кощунственных заявлений. О том, например, что «без 23 августа 1939-го не было бы и 9 мая 1945-го». Это высказывание взято из фильма «Суд над победой», подготовленного телеканалом ТВ Центр{241}. То есть для того, чтобы разгромить фашизм, нужно было принимать у себя Риббентропа и пить за здоровье фюрера.

Упускается из виду, что выгода, которую принес пакт, носила кратковременный характер. Нет ни одного серьезного доказательства пропагандистского тезиса о том, что пакт позволил Советскому Союзу лучше подготовиться к войне и выстоять в трудные месяцы 1941 года. Если то, что произошло после 22 июня, не было катастрофой, как это еще можно назвать? Осенью 1939 года Гитлер не чувствовал себя достаточно сильным для нападения на СССР. Для этого ему потребовалось завоевать Европу, что в разы увеличило его военно-экономические возможности.