Верхом на тигре. Дипломатический роман в диалогах и документах

Между тем количество желающих покинуть германскую зону оккупации было огромным. Сразу после нападения Германии на восток потянулись тысячи беженцев. Исследователь Д. Толочко, подробно изучивший эту проблему, пишет:

О масштабах бегства населения Польши свидетельствует, в частности, фрагмент из письма Я. Говорской (непосредственной очевидицы указанных событий): «Весь край был в походе на восток. В этом непрерывном потоке беженцев, бежавших от немцев, были и дети, и грудные младенцы, которые попросту умирали с голоду, так как ничего нельзя было купить». Корреспондент газеты «Чырвоная змена»[41] В. Ильянков, побывавший в конце сентября 1939 г. в районе Белостока, был поражен количеством беженцев, идущих с немецкой территории{311}.

В Западную Украину и Западную Белоруссию стремились не только украинцы, белорусы, русские, русины, но и евреи, причем последних было большинство. Поляки предпочитали искать убежища в Румынии или Литве. Подобные массовые перемещения вынужденных мигрантов неизбежно сопряжены с материальными лишениями, вспышками болезней, голодом. Сегодня ситуации такого рода квалифицируются как гуманитарные катастрофы, заставляя государства принимать меры к их ликвидации. В 1939 году ничего похожего не происходило. Немцы заботились только о немцах, а советские власти беженцы вообще мало интересовали.

В первые послереволюционные годы социалистическое государство широко открыло двери для иностранных единомышленников, товарищей по борьбе, спасавшихся от реакционеров, консерваторов, фашистов, капиталистов и прочих недругов рабочего класса. С конца 1920-х годов этот поток сильно поредел, пришлых тщательно просеивали, нередко объявляли буржуазными наймитами, троцкистами, отправляли в ГУЛАГ или сразу ставили к стенке. Поэтому осенью 1939 года советская власть не собиралась принимать беженцев с запада. Ей хватало тех украинцев, белорусов, русских, русинов и евреев, которые в ходе раздела Польши оказались на «советской половине».

Д. Толочко объясняет позицию советского руководства сложной экономической и санитарно-эпидемиологической обстановкой в западных областях Украины и Белоруссии. Дескать, туда успели перебраться тысячи беженцев, которые влачили жалкое существование в антисанитарных условиях: нищенствовали, ночевали на вокзалах и т. д. Тем самым создалась обстановка, не благоприятствовавшая приему новых партий переселенцев. Их и так хватало. В разных источниках называются разные цифры – до 100 тысяч человек только в Западной Белоруссии{312}. Речь шла о тех, кто бежал от немцев в «восточные кресы» еще до того, как туда вошли части Красной армии.

Наверное, санитарно-эпидемиологические сложности принимались во внимание, но это не могло быть единственной причиной, побудившей советское правительство саботировать свое собственное решение о воссоединении народов. В годы Великой Отечественной войны количество эвакуированных составило миллионы граждан, и это не привело к массовым инфекционным заболеваниям, тем более к пандемии. Поэтому осенью – зимой 1939/40 года власти главным образом волновали не вопросы здравоохранения. С одной стороны, они опасались «шпионов и диверсантов», с другой – попросту не нуждались в притоке мигрантов.

Глава Переселенческого управления при СНК СССР Евгений Чекменев писал о возможном количестве переселенцев: «Советская делегация в комиссии [то есть в Смешанной комиссии] дает различные цифры: от 524 тысяч до 2 миллионов человек. Переселенческим управлением грубо ориентировочно был взят один миллион человек и на это количество проведен расчет»{313}. Однако органы советской власти этим расчетом руководствоваться не стали.

К концу 1939 года, то есть к тому времени, когда работа Комиссии должна была развернуться в полном объеме, обнаружилось разительное несоответствие в результатах, достигнутых германской и советской стороной. 10 декабря Литвинов адресовал Молотову служебную записку, в которой обрисовал сложившееся положение дел.