Верхом на тигре. Дипломатический роман в диалогах и документах

Практическая деятельность Комиссии началась 8 декабря, когда 307 германских уполномоченных перешли границу в Перемышле и приступили к работе. К ним приставили 105 советских представителей для помощи и контроля. 9–10 декабря на германскую сторону отправились советские уполномоченные в составе 107 человек. Констатируя, что вся «необходимая организационно-подготовительная работа по эвакуации проведена на месте», Литвинов делился своими сомнениями относительно того, как быстро удастся запустить процесс с нашей стороны и удастся ли это сделать вообще. Он указывал, что немцы назначили эвакуацию своего населения на 15 декабря и этот срок, скорее всего, будет выдержан. «Иначе обстоят дела с эвакуацией украинского, белорусского и русского населения на нашу сторону. Советская делегация в советско-германской Смешанной комиссии по эвакуации не имеет точных указаний о том, какое количество населения мы намерены принять или, больше того, намерены вообще кого-либо принимать с территории государственных интересов Германии».

Литвинов заключал: «Этот вопрос требует немедленного разрешения, так как наша переселенческая сеть на германской территории (главные и районные уполномоченные) направилась туда без директивных указаний по этому вопросу. Прошу Ваших указаний»{314}.

На полях, слева от абзаца, в котором шла речь о том, что советская делегация «не имеет точных указаний», Молотов написал: «Установка по этому вопросу дана. В чем же дело?»{315} На первой странице записки начертал резолюцию: «Тт. Потемкину, Александрову. Непонятна эта записка. Вместо того, чтобы самому что-нибудь предложить на основании ознакомления с делом на месте, т. Литвинов “вопрошает”? Почему? Александров не смотрит за работой Комиссии т. Литвинова? В. Молотов, 13.XII»{316}.

Судя по резолюции, нарком был раздражен. Литвинов не маленький, должен понимать установку партии – свести до минимума количество переселенцев с германской стороны и не требовать каких-либо официальных указаний. Для виду кого-то нужно было взять. У немцев не должно было возникать вопросов, хотя они, конечно, все равно возникали.

Информация о том, что советское руководство приняло негласное решение сократить количество переселенцев из занятой немцами Польши до минимума, не дошла не только до Литвинова. 4 декабря Александров докладывал Потемкину о своем разговоре с заместителем наркома внутренних дел Иваном Масленниковым. Тот находился во Львове и решал практические вопросы, связанные с деятельностью смешанных комиссий. По словам Александрова, Масленников поставил вопрос о принятии беженцев из Польши, и на этом основании заведующий отделом пришел к выводу, что тот «не знает решения правительства по этому вопросу»{317}. Процитируем часть докладной записки Александрова:

Тов. Масленников просил меня поставить перед руководством НКИД следующие вопросы:

1. Германская сторона интересуется, намерено ли советское правительство брать из Германии украинцев, белорусов и русинов в соответствии с соглашением об эвакуации. Тов. Масленников не знает решения правительства по данному вопросу. Он мне заявил, что он, якобы, получил в свое время указание от Вячеслава Михайловича о принятии нами 10.000 дворов, но т. Берия сообщил ему по телефону, что пока не следует принимать ни одного двора.

3 декабря я поставил в известность об изложенном Вячеслава Михайловича, который заметил, что никаких указаний т. Масленникову он не давал и предложил мне выяснить это дело у Вас и т. Берия{318}.

Со стороны Германии никаких сомнений относительно приема этнических немцев не возникало. Всего из Западной Украины и Западной Белоруссии предполагалось эвакуировать 125 тыс. хозяйств{319}.

По состоянию на 14 января 1940 года для отправки в Германию записались 110 656 граждан немецкого происхождения, и 79 700 из них уже выехали. Рассматривалась возможность эвакуации 150 человек, находившихся в тюремном заключении{320}.

А вот советские уполномоченные, назначенные Комиссией (их было в три раза меньше, чем германских{321}), явно не собирались форсировать эвакуацию. Это вызывало удивление партнеров и ставило советских членов Комиссии в неловкое положение. Они не знали, что говорить, как отвечать на вполне закономерные вопросы.