– Нет, Грейс, – осторожно возразила Люти. – Твое состояние далеко от прекрасного.
Она достаточно хорошо меня знала и видела то, что вовсе не предназначалось для нее. Мой спектакль был не слишком убедительным. Люти была права: какое уж тут прекрасное состояние!
– Я просто не хочу об этом говорить, – довольно жестко ответила я. – Понятно?
Люти сжалась, будто я наорала на нее, и тяжело сглотнула.
– Я же не настаиваю, но… неужели ты не можешь просто рассказать, что произошло? Они тебя… не пытали и все такое?
Я едва удержалась от желания язвительно рассмеяться ей в лицо. Да, меня пытали, но уже перед самым возвращением в Грейстоун, куда я вернулась с совершенно искромсанным сердцем.
– Нет, Люти, – успокоила я подругу.
Она облегченно вздохнула, пристально глядя на меня. В чем мы с Люти резко расходились, так это в восприятии жестокостей нашего мира. У нас был разный опыт. Я участвовала во множестве вылазок и налетов и давно потеряла счет убитым моею рукой. Люти никогда не выходила за пределы лагеря. За неимением более точного слова, ее можно было назвать слабой, но ее оптимистичное отношение к окружающему миру заражало и оказывало воздействие на других. Благодаря ей я еще замечала крупицы добра в этом мире, чему так старательно пыталась научить и Хейдена.
Хейден.
Уфф…
«Грейс, перестань думать о нем», – велела я себе.
– Они делали тебе больно? – мягко допытывалась Люти.
Казалось, она смотрит в сторону, но я чувствовала: подруга внимательно наблюдает за мной. Я тянула с ответом, разглядывая травинки возле ноги. Люти ждала.
– Нет.
– А какая у них там жизнь? – спросила она, не справляясь с любопытством. – Такая же, как здесь?
– Я же тебе сказала, что не хочу об этом говорить. Закрыли тему, – огрызнулась я, тяжело вздохнув.
Джоуна тоже приставал ко мне с вопросами, но мне удавалось отвертеться. Теперь еще Люти привязалась.
– Конечно, конечно. Извини, – торопливо сказала она. – Просто… ты – единственная, кто сумел вернуться. Заложникам это не удается.
Заложница. Я мысленно повторила это слово, и оно резануло меня своей неточностью. Я была пленницей, но ни в коем случае не заложницей. Никому и в голову не приходило использовать меня во вражде с Грейстоуном. По крайней мере, Хейден точно не собирался. С самого первого дня он хотел вернуть долг за то, что я спасла ему жизнь.
– Знаю, – отрезала я, не став поправлять Люти.
Чем меньше я расскажу, тем лучше.
– Вообще-то, здорово, что ты вернулась. Честное слово. А то эта болезнь Селта и все такое, – беззаботно произнесла Люти, прислонившись к стволу.
– Как ты сказала? – встрепенулась я, уставившись на нее.
Глаза подруги невинно моргнули и тут же настороженно округлились.
– А что?
– Вот и я спрашиваю о том же. Селт болен?
Я оттолкнулась от ствола. Казалось бы, чему удивляться? Селт неважно выглядел, но услышанное подтверждение меня испугало.
– Грейс, прости меня ради бога, – затараторила Люти. – Прости. Я думала, ты знаешь.
Она дотронулась до моего колена, стараясь меня успокоить.
– Нет, мне он ничего не говорил, – резко ответила я, вскакивая на ноги. – Мне надо идти, – уже на ходу бросила я Люти.
– Грейс, постой…
Люти говорила еще что-то, но я уже не шла, а бежала. Мой отец болен, и о его болезни я должна услышать от него.
Я неслась по лагерю, не различая мелькающие хижины и прохожих. Болели отвыкшие от нагрузки мышцы, каждый вдох обжигал легкие. Если Люти и пыталась меня догнать, она безнадежно отстала. Она никогда не умела бегать. Нарастающий страх подхлестывал меня. К хижине, где находился отцовский кабинет, я подбежала совсем запыхавшейся. Не постучавшись, рванула входную дверь и влетела внутрь.
Когда глаза привыкли к сумраку, я увидела Селта, Джоуну и еще нескольких мужчин. Все они сгрудились вокруг стола, заваленного ворохом карт и бумаг. Я шумно захлопнула дверь, и это заставило всех обернуться в мою сторону.
– Грейс, в чем…
– Ты болен? – выпалила я, оборвав отца.
– Грейс…
– Я хочу знать: ты болен? – почти закричала я.
Я тяжело дышала после бега и угрюмо смотрела на отца, сжав кулаки.
– Друзья, оставьте нас ненадолго, – попросил Селт, будто не слыша моего вопроса.
Я судорожно вздохнула, пытаясь успокоиться. Все, кто был в кабинете, послушно вышли, включая Джоуну. То, что никто и не подумал возражать, напугало меня еще сильнее. Джоуна выходил последним. Я поймала его подавленный взгляд. Видно, дела отца совсем плохи.
Мы остались с отцом вдвоем. Я ждала, когда он заговорит. Тишина становилась все более гнетущей. Но я и без его слов видела: он болен. На невероятно бледном лице круги под глазами проступали еще отчетливее. Заострившиеся скулы свидетельствовали о быстрой потере веса. Белки глаз покраснели.
– Грейс, может, сначала ты присядешь? – заботливо предложил он.
– Нет, папа. Я хочу знать, – срывающимся, умоляющим голосом произнесла я, ожидая подтверждения из его уст. – Прошу тебя, говори напрямую.
Селт смотрел на меня, и его лицо мрачнело. Он уже не улыбался.
– Да, Грейс. Я болен.