Вернуть дракона

Как Протей выбрался сегодня из дома, Касси так и не узнала: родители, казалось, совсем забыли о его существовании и даже гулять не выводили. Касси чувствовала угрызения совести из-за столь незавидной участи брата, но слишком хорошо понимала, что, войдя в отцовский дом, из него уже больше не выйдет. Дорр Леонидис никогда не простит дочери своего унижения и угроз его жене, а Касси не желала становиться жертвой его ненависти, особенно когда почти что дождалась своей свободы. Поэтому только бродила неподалеку от стен бывшего жилища в нечаянной надежде попрощаться перед отъездом с любимым братом. И, проигнорировав одно ее желание, боги исполнили другое.

Касси, не веря своим глазам, бросилась к бесстрашно бегущему в сторону дома дорра Феана Протею, подхватила его на руки, прижала к груди. Как же она по нему скучала! По родному запаху, по мягким кудрям, по не по-детски сильным рукам, в одной из которых был сейчас зажат переломленный цветок. Протей, позволив сестре обнять себя, важно протянул ей свой подарок, и Касси не удержалась.

— Пожалуйста, пусть Протей слышит! — от всей души выдохнула она и зажмурилась, отчаянно желая, чтобы ее просьба достигла ушей Энды. А когда открыла глаза, обнаружила на лице брата совершеннейшее потрясение. Он крутил головой, не понимая, впервые в жизни оказавшись среди звуков, не зная, откуда те взялись и что со всеми ними делать, а Касси снова заключила его в объятия и засыпала словами благодарности и его — за подарок, и Создателей — за совершенное чудо. И почему она раньше об этом не подумала? Сразу у Энды за брата не попросила? Ах да, надеялась на Эйкке и отцовское благоразумие. И то и другое ее подвело. Знал ли об этом Энда, когда советовал ей придержать желании? Наверняка знал. И терпеливо ждал Кассиного осознания.

Протей открывал рот, но ни одного связного звука произнести пока не мог. Наверное, он очень многое хотел спросить. Например, почему сестра так грустна в свой праздник? Почему она больше не живет с ним? Почему рядом с ней нет того странного парня, что подарил ей первые цветы, а потом спас от разбойников? Но у Касси все равно не было ответов на эти вопросы, а потому, несколько раз пообещав брату, что они очень скоро снова встретятся, она отвела его домой, а сама вернулся в дом Ксандра. Там дори Иола устроила настоящий праздничный ужин в честь именинницы и вряд ли могла ждать от той благодарности в виде подсыпанного в вино снотворного. Не такого сильного, конечно, как применял Тидей, чтобы вызволить из тюрьмы драконышей, но вполне достаточного, чтобы хозяева уснули крепким здоровым сном и не смогли помешать Кассандре покинуть их уютное и ставшее почти что родным жилище.

Касси оставила письмо, в котором просила прощения за свой поступок и умоляла не волноваться за нее, обещая написать сразу, как только доберется до мамы. Пару минут оглядывала комнату, ставшую ей за месяц почти родным домом и давя не вовремя всколыхнувшиеся угрызения совести. Слишком поздно отступать. А ждать Касси больше не могла: глупая неумирающая надежда на возвращение Эйкке отнимала все силы и убивала желание жить. Слишком тяжело было терять его снова и снова, с каждым заходом солнца, с каждым окончившимся одиноким днем. Все в Авге напоминало о нем, и Касси жаждала избавиться от этого наваждения, чтобы хоть как-то собрать себя и найти волю существовать дальше. И длинное, полное опасностей путешествие, пожалуй, было лучшим способом, чтобы немного прийти в себя.

Касси решительно перекинула через плечо походную сумку и незаметно вышла из дома. Против воли бросила в небо еще один взгляд, но там были лишь звезды и не было драконьего силуэта. Касси проглотила вставший в горле ком и глубоко вздохнула. На центральной площади занялись боем часы, каждым ударом добивая надежду и болью отдаваясь в груди. Двенадцатого удара Касси дожидаться не стала. Закрыла за собой калитку и поспешила к главным авгинским воротам.

Глава LIII

Эйкке ничего не интересовало и ничего не радовало. Он вернулся к драконам, а чувствовал себя чужим и не мог найти себе места. Даже драконья броня казалась тесной, а тело — слишком большим и неповоротливым. Лишь крылья немного спасали, помогая в небе выплескивать накопившуюся внутри ярость, но стоило только спуститься на землю, как хотелось тут же скинуть эту личину, обернуться человеком, увидеть вокруг себя других людей и выхватить взглядом в безразличной толпе единственно нужные бирюзовые глаза…

Наваждение!