Вернуть дракона

Эйкке был уверен, что на Драконьем острове обретет покой. Он всегда его здесь обретал, обожая веселиться в лазурной воде, вызывать на поединок одичавшие волны, а потом падать в прибрежный белый песок и греться под горячим южным солнцем. Лучшего места для беззаботного существования просто не существовало. Огромный затерянный в море архипелаг, достаточно просторный для пяти тысяч ящеров, на который не ступала нога человека. Боги ли отводили их племя от этого места или люди просто не способны были преодолеть окружающие остров препятствия, тем не менее он был этаким драконьим оазисом, где, подобно Долине зимой, все должны быть довольны и счастливы.

Все, кроме Эйкке.

Напрасно он надеялся укрыться здесь от своего поражения и зализать сердечные раны. Кажется, это было просто невозможно.

Эйкке пролетел восемь часов без перерыва и, достигнув заветного берега, упал на песок совсем без сил. Сколько так провалялся, не имел представления, да и не считал нужным выяснять. Когда наконец сумел заставить себя открыть глаза, увидел перед собой бескрайнюю полосу бирюзового моря — и пожалел, что дотянул до суши. Лучше бы свалился замертво в воду и навсегда избавился от этого цвета.

Цвета Кассиных глаз.

И не было никакой возможности от него укрыться.

Эйкке трусливо забился в самую глубь острова — но там его пытало своей бирюзой высокое небо, в одночасье ставшее врагом, а не соратником. Эйкке не хотел вспоминать, но у него не было выбора. Кто-то свыше все решил за него.

Ведь все было понятно с самого начала.

Ксандр — друг детства. Умный, надежный, заботливый, невозмутимый, равный. Готовый на все ради Касси. И Эйкке — недодракон, при первом же знакомстве напавший на ее брата. Грубый, необразованный, криводушный, вспыльчивый, не заслуживающий доверия. Постоянно затаскивающий Касси в разные неприятности и не знающий, как из них выпутаться. С чего он взял, что из них двоих Касси может выбрать его, а не Ксандра? Целовалась? Так пожалела в очередной раз. Или захотела узнать, какие с драконом ощущения — больше, чай, такой возможности не представится. Если дорр Леонидис дал свое согласие на свадьбу, значит, до своего отъезда еще? То-то Ксандр не волновался особо на счет Эйкке: знал, кому принадлежит дорини Кассандра, и был совершенно прав.

В эту схему никак не укладывались те опасности, что Касси преодолела, чтобы раздобыть для драконов противоядие, но Эйкке не желал об этом думать. Теперь, когда он знал, что Касси с Ксандром собираются сыграть свадьбу, это не имело значения. Все на свете не имело значения! И Эйкке презирал себя за эту слабость, но не представлял, как с ней бороться.

Он никогда раньше не влюблялся. Интересовался, конечно, девчонками, из-за одной даже в плен-то и попал, но это всегда было какой-то игрой. Сегодня одна, завтра другая: среди юных дракониц имелся большой выбор, и Эйкке не унывал, если что-то не удавалось, и не возносился в небо от своих побед.

Не то что с Касси.

Игры закончились. Вмиг стал не нужен никто другой. Любая ее обида оседала на сердце многотонным грузом. Любая ее улыбка вызывала в душе какой-то шальной восторг и неукротимое желание прыгнуть выше головы, только чтобы вновь заслужить ее ободрение. А уж поцелуи…

Эйкке запрещал себе о них думать, но что проку? Проще было солнцу запретить вставать и надеяться, что оно послушается. Раз за разом Эйкке ловил себя на том, что разнежился, опять переживая те украденные у судьбы ощущения. Он не имел на них права, особенно теперь, зная, что они должны принадлежать другому, но все так же малодушно не хотел отказываться. Наверное, когда-нибудь он будет смеяться над этой своей слабостью, но сейчас нуждался в них как ни в чем другом. Даже воздух был не так нужен, как эти воспоминания. Без воздуха он бы просто перестал существовать. А без Касси вынужден был жить и тянуть свою лямку.

В первые дни еще было попроще.

В честь возвращения детей драконы устроили грандиозный праздник, и Эйкке, хоть и опоздал к началу, оказался на нем почетным гостем. Выбравшиеся из подвалов Арены ребята не поскупились на описание его подвигов, и каждый дракон счел своим долгом поблагодарить Эйкке лично, а предводитель — отец Вальде — и вовсе объявил героем, несмотря на все попытки Эйкке отговориться от подобной чести. Не чувствовал он себя героем, слишком хорошо понимая, кто действительно эту благодарность заслужил. Но человеческие имена за дружным драконьим столом были по-прежнему запрещены, а потому Эйкке не стал рисковать, рассказывая правду и выпрашивая в Кассин адрес шквал проклятий. Кому надо, знали о ней и так. А остальные в своем заблуждении ничего не теряли.