Верные до конца

— Думаю, что Авелю Енукидзе, чаще других бывавшему на квартире Гинзбург, лучше было бы пока исчезнуть из города. Как раз ему и заняться транспортом. Получать литературу будем в Батуме, минуя таможню. Из Марселя вышел пароход «Сисания», главный повар Гримм взялся доставить наш груз. Нужно встретить и забрать тюки, там около двух пудов. Отправляйтесь-ка, Авель, в Батум, получите посылку, осторожно везите сюда. Сами не рассылайте, не рискуйте.

Портовый конторщик, тщедушный малый лет тридцати, вылинявший, рано полысевший, с неприятно бегающими из стороны в сторону белесыми глазками, Авелю не понравился. Пока они разговаривали, конторщик не знал, куда девать свои длинные руки. Но чинуша не слишком-то разборчив, совсем нещепетилен. Как только разговор зашел о деньгах, он выразительно зашевелил пальцами — половину вперед. Напрасно Авель опасался, что этот хорек донесет в полицию. Он давно снюхался с контрабандистами, а те не прощали наушников — камень на шею и к рыбам.

Обо всем этом конторщик поведал Енукидзе в портовом кабаке. Там же познакомил Авеля с контрабандистами, те обещали за умеренную плату помочь снять с парохода груз.

Конторщик должен был разыскать повара, справиться о тюках, и на этом его миссия заканчивалась. Десять рублей задатка, пятнадцать при благополучной доставке груза — деньги хорошие, риска почти никакого. Но когда Авель назвал пароход, лицо конторщика вытянулось.

— Так он уже прибыл и стоит у карантинного причала. Меня-то пропустят, а тюки не вынести.

Да, положение осложнялось. Енукидзе немного запоздал. Порядки карантинного причала строгие, контрабандисты это подтвердили и сразу же потеряли всякий интерес к предприятию.

Что же делать? Завтра пароход уходит обратным рейсом, значит, литературу нужно снять сегодня ночью.

Авель все же попросил конторщика разыскать повара, шепнуть ему пароль, и, может быть, кок присоветует что-либо. Конторщик потребовал десять рублей. Шут с ним, с жадюгой.

А через час Енукидзе делал смотр всем портовым кабакам в тщетной надежде натолкнуться на знакомых контрабандистов. Фамилии их он не знал, а если бы и знал, то вряд ли это были настоящие. Расспрашивать негоже.

К вечеру Авель, совсем обессиленный, привалился к ограде около темного пристанища лодок. Вытащенные на берег, перевернутые, ссохшиеся и облупившиеся, они напоминали крышки гробов. Может быть, в другое время и в ином настроении он сравнил бы их с гигантскими рыбами или еще с чем иным, Но этим мартовским вечером самые мрачные мысли лезли в голову. Да и есть отчего прийти в кладбищенское настроение.

Первый транспорт искровской литературы, посланный морем, тут, рядом, качается на волне вместе с пузатой громадой парохода. А завтра утром уплывет обратно в Марсель, а вернее всего, кок догадается вот такой же черной ночью скинуть тюки в воду.

Нужна лодка…

Енукидзе пытается поставить на киль ближайшую «крышку гроба». Куда там! А может быть, удастся перевернуть вот эту? Она поменьше и, наверное, полегче…

Не увидел — почувствовал, что рядом, за спиной, кто-то стоит притаившись. Резко обернулся. И вовремя. Две тени неслышно спрятались за корпус лодки.

Чиркнул спичкой. Погасла. Спичка за спичкой… Батюшки, да это же те самые контрабандисты! Енукидзе неожиданно расхохотался — ребята приняли его за переодетого полицейского!

— Дураки! Я же вас весь день ищу. Деньги заработать предлагаю, а вы…

Авель потряс карман, призывно звякнули золотые пятерки.

Язык золота был для контрабандистов выразитель нее красноречия Енукидзе. Полицейские не предлагаю! золота. Если какой-нибудь шпик и отваживался заглянуть в этакую глухомань, то за ним обязательно следовал наряд. Контрабандисты осмелели.

Авель между тем попытался вновь перевернуть лодку. Контрабандисты засмеялись.

— В этой лодке только котят топить. Идем, есть у нас лодка…

Мартовская ночь грузно осела на землю, задернула черный занавес над морем. Негромко шипела умирающая пена. Море тут, рядом, а где? Хотелось протянуть руку, пощупать, но в темноте не было видно даже кончика пальцев. Авель несколько раз спотыкался о камни, ругался вполголоса по-грузински и по-русски. Неожиданно они выбрались к будке: Енукидзе чуть было не расшиб лоб о ее стены.

Пока контрабандисты стаскивали лодку в воду, Авель стоял и с наслаждением дышал. Воздух был приправлен запахами южной весны, горьковатым миндалем и еще чем-то вкусным, знакомым — может быть, воспоминаниями о детстве, далеком и всегда милом. Но он не успел воскресить в памяти годы своей «розовой юности»:

— Поехали, только ша!..

Лодка, отплевываясь пеной, бившей ей в нос, почти неслышно подкралась к пароходу.

Енукидзе невольно залюбовался слаженной работой контрабандистов, по всему видно, что это «мастера своего дела». Уключины не скрипели, смазанные жиром. Две пары весел опрокидывались в воду, как удочки на насадку, которую клюнули сразу четыре крупные рыбины. Заботливая, наверное женская, рука тщательно обмотала шейки весел старой, промасленной ветошью.