Вес чернил

Мир изменился. Эстер села на краю своего тюфяка, чтобы дать этому ощущению полностью овладеть ею. Скрестив ноги под подолом ночной сорочки, она чувствовала тепло собственного тела. Ее ладони и пальцы сделались гибкими, и это было настоящим чудом. Руки снова принадлежали ей. Теплые и гладкие подошвы ног соприкоснулись, и она похлопала ими. Затем встала и умылась, позволив блестящим бриллиантовым каплям стечь с лица на шею. Одевшись, Эстер вышла из дома в яркий полуденный свет, словно бабочка, вырвавшаяся из ставшего тесным кокона.

Ветер развевал ее юбки, трепал заколотые у шеи волосы. Эстер смеялась прямо в закопченное, ревущее лицо Лондона. Она шла к дому Мэри, окруженная холодным сиянием слов: теперь она легко могла составить опровержение напыщенным речам Соломона Сивани о природе времени в Торе, которые они с раввином обсуждали более года назад. Или написать Лодевейку Мейеру[45] – несколько месяцев тому назад в книжном киоске у собора Святого Павла она прочитала предисловие Мейера и до сих пор помнила некоторые из его высказываний. Завтра же она вернется туда, и, возможно, тот или иной том еще на месте. Будучи компаньонкой Мэри, она сможет собрать немного денег, чтобы купить «Principia Philosophiae Cartesianae»[46] де Спинозы. Отрывки, что ей удалось прочитать, казались написанными с чрезвычайной осторожностью, так что и не верилось, что автор считается дерзким еретиком, однако Эстер надеялась при более внимательном прочтении обнаружить в них скрытый огонь. С этой мыслью она прошла через резные двери дома да Коста Мендес, и служанка протянула руку, чтобы помочь ей снять плащ. Случайно Эстер коснулась своей шершавой от домашней работы рукой руки горничной, на плоском лице которой застыло выражение тупой усталости. Быстро, прежде чем ее успела настигнуть жалость, Эстер отвернулась. Чувство вины за свое отступничество поглотило бы ее без остатка. Эстер нащупала деревянную дощечку, за которую можно было уцепиться и выплыть – слабый, эфемерный шанс на жизнь. И она не может дать слабину при виде такого же утопающего…

В гостиной стоял приятный аромат – из китайской вазы, стоявшей на низеньком столике красного дерева, поднимался легкий дымок.

– Ну наконец-то! – дрожащим от напряжения голосом воскликнула Мэри.

Ее живое, нервозное лицо странным образом контрастировало с изящным небесно-голубого цвета платьем, розовыми лентами на груди и кружевной оторочкой.

Томас, что сидел развалившись в широком обитом бархатом кресле, широко улыбнулся Эстер. Но затем его взгляд скользнул по комнате, и тут Эстер поняла причину беспокойства подруги. В ярком свете высокого окна стояли двое вчерашних спутников Томаса. Бескос держал на ладони чашку чая и лениво переводил взгляд с хозяйки на своего товарища. Рядом с ним стоял Джон, вопросительно глядя своими кроткими глазами на Эстер, а его чашка остывала на боковом столике.

– За нашу прекрасную хозяйку! – провозгласил Томас, поднимая свою чашку.

Эстер показалось, что он произносит эту фразу уже не в первый раз.

Мэри безуспешно попыталась изобразить улыбку.

Поверх вирджинала[47] рядом с парой глобусов – небесным и земным – лежал квадрат вышитой ткани, словно небрежно наброшенный на полированное дерево. Тонкость работы поражала воображение: сквозь плотный белый атлас шла шелковая нить с крошечными серебряными блестками и небольшими жемчужинами, подчеркивавшими почти оконченный узор из цветов, бабочек и гусениц. Эстер никогда бы не поверила, что непоседливая Мэри способна выполнить столь тонкую и кропотливую работу.

Но Томас вовсе не обращал внимания на выставленный специально для него образчик великолепного дамского рукоделия. Он был занят тем, что носком своего модного сапога подтаскивал к себе вышитый табурет, хотя ему было достаточно просто наклониться и взяться за него рукой. Наконец, справившись со своей задачей, он возложил на расшитую подушку ногу – Эстер заметила, что подошва его сапога залатана.

Мэри вышла вперед и, прищурившись, со значением взглянула на Эстер. Затем она повернулась в сторону парочки у окна и произнесла чарующим голосом, хотя в ее интонациях звенела сталь:

– Мы с Эстер никак не ожидали лицезреть столь великолепную компанию. Разве что за исключением Томаса.

Бескос громко рассмеялся:

– Да честно говоря, Томас и сам не ожидал!

Отсмеявшись, он вернулся к своему занятию, обводя глазами роскошные гобелены и элегантные украшения в комнате. Да и сама Эстер была поражена богатством убранства. До этого дня она лишь один раз посещала дом семьи да Коста Мендес, да и то не рискнула пройти дальше порога. Обычно Мэри сама заезжала за ней, так что теперь ей представилась замечательная возможность насладиться видом на серебро, гобелены, мебель красного дерева и картины в богатых рамах.

– Мы решили проводить сюда Томаса, – пояснил Джон, – чтобы он вовремя вернулся сегодня в театр.