Джон говорил так тихо, что Эстер вспомнился квакер-проповедник, которого она как-то раз слышала на одной из лондонских улиц. Этот человек сидел на решетчатом ящике посреди движущейся толпы и, казалось, тщательно обдумывал следующую фразу, будто считал, что каждое его высказывание может иметь ценность для невольных слушателей.
Джон говорил покачивая головой, словно извиняясь.
– Видите ли, он ушел уже изрядно навеселе. А ему нужно быть на сцене где-то через час. Актерам как-то раз пришлось работать без него. И если он опять пропустит спектакль, то его попросту турнут из театра. Так что нам пришлось пойти следом, чтобы присмотреть за ним.
Томас изобразил на своем лице полусонную улыбку и укусил Джона за палец. Щеки его раскраснелись от выпитого в таверне вина. Он погладил свою коротенькую бородку и лениво продолжил разглядывать украшавшие комнату гобелены. Время от времени его взгляд обращался на Мэри, которая стояла рядом с клавесином, но даже если он и имел какие-либо планы на нее, гобелены интересовали его все же больше. Томас смотрел на богатое убранство комнаты, как люди обычно провожают глазами солнечный закат, и это наблюдение поразило Эстер.
Снаружи послышались шаги, и, небрежно отворив дверь, в комнату ввалилась дородная служанка. Подойдя к чайнику, она приподняла крышку и негромко сказала Мэри:
– Что, еще воды?
Не дождавшись ответа, она прижала горячий сосуд к груди, даже не обернув его полотенцем.
– Думаю, что твой отец поинтересуется, какие же гости воспользовались вашим гостеприимством в его отсутствие.
Мэри провела пальцем по гравированной металлической поверхности земного глобуса, поиграла с ним, а затем сильно крутнула. Металлические подставки задрожали, отчего внутри глобуса что-то тягуче и утробно зазвенело. Затем глобус остановился, но внутри у него все еще что-то ворчало.
– Отец мой сейчас озабочен своей новой пассией, – сказала Мэри, – о чем ты и так хорошо знаешь, Ханна. Недели две его уж и не жди.
Служанка что-то негромко простонала – она тоже явно не одобряла поведение отца Мэри, и вышла, не сказав больше ни слова.
Мэри ухватила Эстер за руку и прошипела ей на ухо:
– Выведи их в сад!
– Ты уверена? – шепнула та, мельком взглянув на Томаса.
Вместо ответа Мэри мотнула головой на дверь, что вела налево.
– Идемте в сад, – обратилась Эстер к гостям.
Бескос издал резкий смешок и оттолкнулся от стены.
Эстер провела обоих мужчин по недлинному коридору и вывела в многоярусный сад, усаженный розами. Стены, что закрывали его с боков, сплошь поросли густым плющом. Между розами цвели экзотические растения с красивыми цветками, дорожку обрамляли кусты шиповника. Должно быть, сад был детищем Кэтрин, покинутым своей создательницей. Однако чья-то невидимая рука не оставляла заботы о садике. Эстер сразу поняла чья: подрезка кустов была выполнена неумело, одну часть живой изгороди обкорнали донельзя, а другую начали было стричь да бросили. В общем, налицо дочерняя преданность…
Но, несмотря на разрушения, причиненные неумелой рукой Мэри, замысел Кэтрин все еще был заметен: недлинная аллея, над которой наподобие свода переплетались ветви деревьев, вазоны с душистыми растениями – все это отвлекало от пронзительного скрипа телег на улице и вездесущего запаха кожевенных заводов.
Бескос шагал впереди. Джон пошел рядом с Эстер. Посмотрев в его сторону, девушка заметила, что тот наблюдает за ней. Она потупила взгляд, но тотчас же посмотрела снова, удивленная негромким смехом Джона.
Он махнул рукой в сторону кустика серебристой лаванды, подстриженного в виде шара. В его тени лежала маленькая вышитая подушка с узором, которую Эстер видела буквально пару минут назад. Подушка была взрезана, обнажив шерстяную набивку. Рядом в грязи валялись блестящие ножницы.
Да, Мэри, должно быть, немало потрудилась, чтобы распустить ровно столько вышивки, чтобы она выглядела как ее собственная работа. Затем она натянула расшитый кусок ткани на пяльцы, вдела нитку в иголку и положила их поверх вышивки, как будто визит Томаса прервал ее в самом разгаре творческого процесса. Впрочем, затраченные на эту постановку усилия стоили самой вышивки.
Джон рассмеялся, раскрыв рот и схватив себя руками за плечи. Его щеки зарделись, в глазах сверкали веселые искорки.
Когда он наконец отсмеялся, Эстер заметила легкий налет тревоги на его лице: дело в том, что сама она даже не усмехнулась, а внимательно следила за Джоном.
Однако неловкость Джона была смешна сама по себе – Эстер все равно не могла следить за своими эмоциями.
В конце концов они оба дружно рассмеялись, словно бы заключив негласное соглашение среди строгих колючих изгородей и цветов. Голос Эстер, тонкий, девичий, перекрыл смех Джона.
Отчего он выглядел таким свободным? В карих глазах его не было заметно и тени страдания, они смотрели ясно, словно их щедро омыл дождь, придав способность вмещать в себя все, что они способны увидеть.
Эстер прикусила губу, отчего рот ее наполнился металлическим вкусом.
– Вам не следует пытаться узнать меня ближе, – произнесла она.
– Это почему же? – высоко поднял брови Джон.