– Да Томас скорее оклеит этими страницами стены в сортире, чем прочтет хотя бы строчку, – продолжал Бескос. – Но его отец, такой же дурак, только на свой лад, все время присылает ему подобные книги в надежде, что Томас бросит театр и восстановит доброе имя семьи. Не сомневаюсь, что Томас принес сюда книгу, чтобы отдать ее мне и избавиться от нее.
На его лице промелькнула лукавая искорка, но тут же сменилась нетерпеливым выражением.
Сегодня Бескос был не похож на себя. Он словно ждал чего-то, как ждет аптекарь остановки чашек весов.
Внезапно уголки его рта искривились в неприязненной гримасе.
– Знаете, ваше молчание быстро надоедает. Вы не можете занять гостя интересным разговором. Неужели вы не хотите оскорбить какую-нибудь даму – из театра или придворную – под видом комплимента? Или же у вас есть в запасе история о некоем кулинарном приключении, чтобы меня ею угостить?
– Я неважно говорю на изысканном языке кокеток, если вы это имеете в виду, – ровным голосом ответила Эстер.
– И все же вы считаете, что владеете таким языком? – насмешливо спросил Бескос, указывая на книгу. – Зачем же женщине читать то, чего она не понимает?
Снаружи почти одновременно мелькнули две вспышки. Эстер приготовилась к раскату грома.
– Знаю я одну благородную девушку, – сказал Бескос. – Она знает свое место в этом мире и скорее обрядит обезьяну в кружева, чем станет возиться с таким фолиантом.
В голосе Бескоса звучало явное недовольство. Эстер показалось, что не из-за девушки. Но что делать: просто проигнорировать его брюзжание или дать отпор?
– А согласен ли на брак ее отец? – спросила она.
Только после этих слов она поняла, что ей следовало промолчать. Бескос смотрел на нее так, словно Эстер, забывшись, перешла некую запретную черту.
– Ее отец, – раздельно произнес Бескос, – желает, чтобы она достигла более зрелого возраста. Да в одной пряди ее волос больше зрелости, чем в его шевелюре! Но, как я вижу, вы считаете себя вправе интересоваться делами тех, кто стоит куда выше вас!
Быстрым движением он оттолкнул ее руку и схватил том с ее колен. Перелистнув несколько страниц, Бескос прочитал: «Мне уда ло сь найти принцип, который заключается в том, что эта комета движется в созвездии Большого Пса по такой протяженной орбите, что описанная ее часть чрезвычайно мала по сравнению со всей ее окружностью и представляется наблюдателю прямой линией».
Бескос повернулся к Эстер:
– Ну, вы полагаете, что способны это понять?
Она не решилась ответить.
– Вижу, – протянул Бескос, – что способны. Говорят, что евреи крадут идеи точно так же, как кровь и серебро, и вот вы доказываете мою правоту. Но как бы то ни было, вы верите тому, что здесь напечатано? Тому, что ваши глаза могут вас обманывать и прямая линия, которую они являют вам, может быть на самом деле частью круга?
Эстер молчала, опасаясь, что ее ответ спровоцирует его.
– А я верю своим глазам, – произнес Бескос, пристально смотря на девушку. – И в то, что чувства, которые Он дал нам, доказывают Его слово.
Было видно, что он говорит о Боге не со страстью, а как владелец, когда говорит о своей собственности. На данный момент воля Божья стала прерогативой Бескоса.
– Мне не нравятся люди науки, – сказал он, – ибо они отрицают Бога, преклоняясь перед разумом.
Эстер понимала, что не стоит говорить об этом, но не смогла удержаться:
– И все же, разве человек не наделен разумом, чтобы он мог лучше понимать работу Бога и даже помогать Ему предотвращать бессмысленные страдания Его творений?
– Ого! – воскликнул Бескос и дважды хлопнул в ладоши, так что Эстер вздрогнула от неожиданности. – Когда я был мальчишкой, отец отослал меня учиться к священникам. Вам известно, чему они учили?
Чтобы не смотреть на него, Эстер уставилась в залитое дождем окно.
– Они учили, что бессмысленных страданий не бывает. Божьи кары даются во исцеление.
Бескос доверительно наклонился вперед:
– Священники рассказывали нам и о евреях. По их словам, вы считаете страдания ненужными, потому что не верите в очищение через них своей души и в существование загробной жизни.
– Мне не знакомо такое учение, – тихо произнесла Эстер.
– Да неважно, – ленивым жестом отмахнулся Бескос. – Придет время, и священники сами вам все расскажут.
Эстер видела, как в его словах мелькнула и тотчас же скрылась угроза. Был ли он опасен по-настоящему или только хотел казаться таким?
– В этой стране нет инквизиции! – резко сказала она.
– Пока нет, – улыбнулся Бескос. – Вот ваш друг Джон почему-то любит евреев. Но дело в том, что он любит всех, кого преследуют, и охотно бранит самих преследователей. Однако скажу вам то же, что и ему: король Англии настолько же протестант, насколько гусеница – бабочка. То есть только на время.
Эстер вспыхнула и, вскочив с места, отошла подальше от Бескоса.
– Думаю, вам следует покинуть этот дом.
– Пожалуй, я останусь, – сказал Бескос. – Мне все-таки нравится ваша манера изъясняться.
Раздался стук в дверь, и Ханна поспешила открыть, смерив настороженным взглядом Бескоса и Эстер, словно они были нежелательными гостями.
Вошел Джон.