Эстер закрыла глаза, желая в этот миг видеть еще меньше, чем старый раввин. За закрытыми веками перед нею всплывали огненные волнообразные узоры, целый океан тепла и танцующего света. Эстер понимала, что, даже когда она пытается быть абсолютно правдивой, она все равно не достигает своей цели. Если бы руку и сердце предлагал Джон, она не стала бы говорить о том, что неспособна радоваться тому, чего желают другие женщины. И если ее действительно создал Бог именно такой, какой она была, то откуда тогда возникло в ней это дикое желание доверить себя, душу и тело англичанину, об истинных намерениях которого она знала еще меньше, чем о намерениях Га-Леви? Как же трудно познать хотя бы одну истину – истину собственного духа!
– Теперь, – слабым голосом произнес раввин, – ты напишешь письмо в Дотар, в Амстердам. Если ты не выйдешь за Мануэля Га-Леви, то, возможно, они помогут тебе решить вопрос с приданым, и это повысит твои шансы на брак. Эстер, ты должна подумать о своем будущем.
Она ничего не ответила.
– Напиши, – сказал раввин. – Теперь ты должна послушаться меня.
На рассвете Эстер проснулась совершенно разбитой. Всю ночь она носила то одеяла, то воду для раввина по просьбе Ривки. Она не решалась подойти близко к постели умирающего учителя, чье поверхностное, неглубокое дыхание словно отмеряло прошедшие часы. Уже при бледном утреннем свете она снова перечитала письма Джона.
Я все время вспоминаю вас и того оленя на лугу. Я думаю о вашей сжатой руке тогда, в карете, после той дурацкой пьесы, о том, как долго вы разжимали пальцы. И мне хотелось бы видеть, как разжимается ваш дух, пока груз вашего доверия не перейдет целиком ко мне. Я вижу, что жизнь ваша была нелегка и ваше доверие дается нелегко.
Мои дела наконец закончены, и я возвращаюсь в Лондон, страшась чумы, но исполненный радости от возможности видеть вас.
Все утро ее мысли мешались, отгораживая ее от окружающего мира. В аптекарской лавке, вокруг которой толпились мрачного вида женщины, торгующие противочумными отварами, Эстер вполуха выслушала несколько историй о детях, восставших из своих могил, чтобы утешить скорбящих матерей. Когда одна из женщин, подняв палец, заявила, что в реве кометы, проходящей через небо, ей слышится глас Божьего возмездия, Эстер сжала в кулаке монеты и постаралась сосредоточиться на прилавке аптекаря. Пузырек с лауданумом она отдала Ривке, но сама опять не рискнула подойти к раввину.
Она стояла у самой входной двери, когда постучал угрюмый посыльный, сунул ей письмо и побежал прочь.
Я остановился у Томаса на Даунгейт-стрит, потому что мой друг нуждается не только в совете, но и в компании. Однако в Лондоне свирепствует чума, и я не хотел бы надолго задерживаться в городе. Документы мои в порядке, и скоро день отъезда.
Дорогая Эстер, поедемте со мной! Я покажу вам зеленую Англию, какую вы еще не видели.
Отец мой пожелает вашего обращения. Такой выбор сильно облегчил бы вам жизнь, однако же я не намерен настаивать. Но даже если вы и решитесь, какие бы привязанности ни питали к верованиям вашего народа, это останется исключительно делом вашей совести, каковую я обещаю оберегать всеми силами.