Вес чернил

Эстер выслушала Мэри и сочла ее слова правдой. Но все равно, что-то здесь не вязалось с ее представлением о Бескосе. Да, он был отвратительным человеком, и даже опасным… но совсем не был похож на проходимца или мелкого воришку. В его поведении, в его натуре всегда проскальзывало что-то надменное. Он должен был считать ниже своего достоинства угрожать перепуганной девушке ради мелкого куша.

– Он подослал какого-то человека, чтобы тот намалевал крест. Я не знала, что он там, пока не выглянула на улицу. А он как гаркнет на меня, будто я крыса, которая пытается выбраться из ловушки.

Голос ее дрогнул.

– Но никто не придет. Все из нашего прихода уехали, да еще и до чумы не особо-то хотели общаться со мной. Сегодня утром я было вышла, чтобы дойти до тебя, и меня увидела какая-то женщина. Уж как она разоралась; и звала на помощь, и сказала, что натравит на меня толпу, и мне пришлось бежать от нее бегом. Вот так, Эстер.

Она ткнула пальцем в свой живот, что натягивал ткань платья.

– Бескос сказал, что, если я не стану платить ему из денег отца, он просто подождет, пока я умру от чумы или голода, и тогда все добро перейдет к нему.

Эстер отвернулась и стала смотреть на пустынную улицу, которая теперь была единственным зрелищем для Мэри.

– Пусть его. Пусть Бескос истребует это имущество. Пусть твой отец потеряет его. Нас примет Мануэль Га-Леви. И тебя, и Ривку, и меня. Я уверена.

Но Мануэль наверняка захочет чего-то взамен? Вероятно, ей придется уступить. Да. Она не любит Мануэля, ей милее Джон, но что из того? Джон по непонятным причинам отверг ее. А все остальное, что было ей дорого, причиняло боль раввину, а пользу приносило лишь ей одной. Решение принять предложение Мануэля могло спасти их всех.

Он оказался прав: рано или поздно жизнь заставит и Эстер выйдет за него.

Мэри посмотрела на подругу, и из ее горла вырвался звук, отдаленно напоминавший смех:

– Мануэль Га-Леви мертв. Он умер больше недели тому назад – мне прислуга рассказала. Он заболел в день отъезда из Лондона и не успел даже выехать за пределы городской стены.

В гостиной было темно. Эстер стояла во мраке, ничего не видя вокруг.

Мэри потянула ее за рукав:

– Эстер, останься со мной.

Она медленно покачала головой, но не в качестве ответа, а просто чтобы почувствовать движение.

– Я не могу жить одна, – продолжала Мэри. – Я совсем не знаю хозяйства. В кладовке еще что-то осталось, но я не умею готовить. Так что либо я помру от чумы, либо от голода. А уж если и доживу до рождения ребенка, то как я справлюсь с родами одна? Я не такая храбрая, как ты…

Мэри заставила себя остановиться, но ненадолго:

– Прости, что не отвечала на твои письма. Я думала… ты приходила ко мне только из-за денег. Вот я и полагала: сначала Томас, потом Бескос – им нужны лишь деньги моего отца, наверное, и тебе тоже. Я считала, что у меня нет настоящего друга. Ты собиралась уехать с Джоном, но, даже если бы ты и решила остаться, я не хотела, чтобы меня видели в таком состоянии.

Мэри снова указала на свой живот, уже не касаясь его, словно это была отдельная от нее вещь, да притом постыдная, но тут же обхватила его руками.

– Мне очень жаль, – торжественно добавила она, – очень жаль раввина. Сегодня утром вы ходили… туда?

Эстер кивнула.

– Да утешит тебя святой… – сбивчиво начала Мэри, – среди… среди…

Она остановилась, забыв окончание, и неловко хихикнула.

Жизнь менялась настолько стремительно, что надо было действовать. В доме раввина еды и топлива оставалось еще на несколько дней, а дальше – ничего. Ни какого-либо дохода, ни помощи от Мануэля. Эстер с опаской подумала о кресте на дверях дома Мэри. Но здесь была еда, а кроме того, серебро и дорогая мебель, которые можно было обменять на что-нибудь необходимое. Если соблюдать осторожность, то можно будет как-то прожить.

– А Ривка? – спросила Эстер.

Мэри согласно кивнула, и на ее лице промелькнуло выражение облегчения. На мгновение она стала похожа на портрет мечтательной и зрелой молодой женщины, предвкушающей появление ребенка, какие Эстер часто доводилось видеть в богатых домах Амстердама.

– Приходите сегодня, – сказала Мэри, поднимаясь. Из-под одежды у нее виднелась бледная полоска живота. – Вечером, до начала комендантского часа.

К закату все было готово. Ривка, услышав о затруднительном положении Мэри, задала несколько практических вопросов и сразу же приступила к сбору всего необходимого. Эстер заперла входную дверь бывшего дома раввина и ушла, не оглядываясь, словно она не могла больше оставаться в его стенах, не слыша звука слабого дыхания учителя.