Вес чернил

Так они сидели рядышком, прислушиваясь к окружавшей их обстановке. Тишину дома нарушали лишь редкие шаги, затихавшие в отдаленных коридорах. Через некоторое время – четверть часа? час? – Ривка распахнула дверь и обнаружила оставленную без предупреждения еду – тарелку с холодным мясом, черствый хлеб и небольшое ведерко с водой. Никакой посуды им не дали, поэтому есть пришлось так, руками. Попив, они плеснули в лицо остатки воды и улеглись плечом к плечу на жесткой холодной кровати, не снимая одежды. Эстер тихонько вздохнула, благодарная Ривке за тепло ее большого тела и плащ, что та накинула поверх.

Она дождалась, пока Ривка заснет покрепче и тишина в доме станет мертвой. Затем встала с кровати и зажгла свечу.

Узкий проход вел от их двери в другой проход, а потом на лестницу. Эстер стала спускаться, пугаясь тянущихся за нею теней. На первой лестничной площадке она было заколебалась, затем прошла через другой узкий коридор, снова повернула и, следуя логике расположения проходов для прислуги, очутилась перед двустворчатой дверью, которая, как она была уверена, выходила на балкон с видом на вестибюль первого этажа.

Приоткрыв створку двери, она вошла в помещение, напоминавшее пещеру. Над головой смутно ощущались высокие потолки, а величественный парадный вход внизу тонул во мраке, который не в силах была рассеять маленькая свечка. Сам дух этого дома отдавал тьмой и враждебностью.

Эстер вышла на балкон и коснулась прохладной деревянной балюстрады. Дойдя до самого ее конца, она шагнула в темноту. Шаг, еще шаг – и она оказалась в огромном, широком, как проезжая дорога, зале, слабо освещенном одиноким светильником. Двинувшись на свет, Эстер пошла по проходу мимо резной мебели и картин в тяжелых рамах, массивность которых она скорее чувствовала, чем видела.

Перед нею оказалась деревянная дверь, настолько темная, что казалась черной.

Еще мгновение – последняя испуганная мысль о пути, которым она шла к этому моменту.

Эстер тихонько постучала. Она догадывалась, что сон хозяина некрепок, если тот вообще ложится.

Прошло несколько секунд. Раздались медленные шаги – из чулана через спальню в гостиную.

– Кто здесь? – раздался хриплый голос.

Эстер молчала.

Она чувствовала, что Га-Леви напрягает слух по ту сторону двери.

– Бартон? Какие-то неприятности?

Она постучала снова.

Дверь отворилась. Свет его свечи упал на Эстер. Бенджамин Га-Леви, увидев перед собой ее бледное лицо, вздрогнул, словно перед ним стоял ангел смерти, явившийся забрать то немногое, что осталось от него. Га-Леви шарахнулся назад, высоко подняв свечу, будто она могла его защитить.

– Por favor[66].

Бенджамин отступил дальше. Эстер показалось, что он вот-вот захлопнет дверь, но когда она потянулась в его сторону, стало ясно, что Га-Леви не в силах сдвинуться с места. Кончиками пальцев она коснулась обветренной тыльной стороны его когда-то могучей руки. Свеча дрогнула, и между ними на пол упала капля воска. Он медленно кивнул.

В камине еще тлели угли. Эстер села на стул с синей шелковой обивкой, куда указал ей хозяин. Сам он устроился напротив.

Эстер ждала, позволяя его волнению утихнуть. Несмотря на то что Бенджамин был облачен в дорогой халат, казалось, его преследует тот же волчий холод, что и в убогой комнатушке Эстер. Он потянулся к углям. Эстер взяла кочергу и опустилась на колени, подбросив еще несколько поленьев. Комната озарилась играющими огоньками. Наконец Га-Леви протянул руку за кувшином, налил себе портвейна и предложил Эстер. Они выпили. Осушив стакан, Га-Леви закурил трубку.

Только когда его почти полностью окутал дым, она решилась заговорить.

Глядя из облака густого сладковатого дыма, он слушал ее, как торговец, взвешивающий каждый нюанс. Его ухо чутко оценивало баланс прибыли и убытка, позора и призрачного шанса на утешение. Дважды он перебивал ее, задавая вопросы, и внимательно выслушивал ответы. Эстер закончила. В комнате долгое время царила тишина, прерываемая только шипением углей в камине и тяжелым сопением Га-Леви, пока тот думал.

Часть пятая

Глава двадцать седьмая

Лондон

6 апреля 2001 года

Прошло два дня, но он никому ничего не говорил. Утром он принял душ, но, едва натянув носки и трусы, снова повалился на кровать. Он словно тонул в потоке мыслей. «Что ж я за человек такой – заделал женщине ребенка, а даже рассказать об этом некому!»

Снова зазвонил телефон. Аарон не стал отвечать. Хелен уже звонила насчет даты смерти Мануэля Га-Леви, но он даже не стал изображать интерес. Прости, Хелен. Простите все…

Телефон было умолк, но через несколько секунд затрезвонил снова. Аарон проигнорировал вызов, но на третий раз не выдержал и ответил.

Разумеется, звонила Хелен. Ее голос пытался вытащить его из глубин. Хелен сказала, что нет необходимости привлекать к делу людей из краеведческого музея, и предложила встретиться на автовокзале в Ричмонде.

Аарон испустил длинный вздох.

– Может, скажете, о чем вообще идет речь?