Вес чернил

На самом деле он не представлял себе, что в метрических записях тысяча шестьсот шестьдесят пятого года может подвигнуть его вернуться в мир фактов и следствий, где нужно сверять данные, даты и писать диссертации. Вероятно, тот крохотный комочек, что плавал сейчас в животе одной женщины, которая вовсе не любила его и, скорее всего, даже не желала видеть, и был единственным стоящим результатом всей деятельности Аарона Леви за его двадцать шесть лет.

– Это подождет, – говорила Хелен. – Так что я подберу вас в Ричмонде на автобусной станции в половине четвертого. Съездим снова к Истонам. Да, предупредите их о нашем визите. Придумайте какой угодно предлог, лишь бы нас пустили в дом. Пожалуйста.

«Пожалуйста»… Что-то не похоже на Хелен. Однако Аарон понимал, что не сможет позвонить Бриджет прямо сейчас. Только настроение себе портить. Тем более объявить о том, что он с минуты на минуту появится на пороге ее дома, – вернейший способ оказаться перед закрытой дверью. Хелен не знала, да ей и не нужно было знать, что Аарон сжег за собой этот мост. Лучше всего просто неожиданно появиться в доме Истонов… а недоезжая квартала, сказать Хелен, что у него живот прихватило. Пусть идет одна.

Аарон надел правый ботинок. Через несколько минут он вышел из дома.

Он не помнил, как стоял в очереди и покупал билет на автобус. Мимо окна проезжали машины, и от этого его слегка мутило. Любил ли он когда-нибудь Марису? Или же просто привязался к ней, потому что она казалась недосягаемой? Разве не хотел он женщину помягче, попроще?

Мариса предлагала ему возможность по-тихому уйти, оставив ее одну с ребенком. И именно поэтому Аарон ощущал необходимость остаться.

Хелен ждала его на остановке, издали напоминая регулировщицу движения у школы. Шарф она повязала узлом, а блейзер белого цвета выглядел необычно элегантно.

Аарон вынырнул из потока выходящих пассажиров:

– К чему такие церемонии?

Хелен выглядела несколько сбитой с толку таким вопросом. С ней явно творилось что-то не то – она была бледна, а черты ее лица словно разъединились и жили отдельной жизнью. Однако манеры Хелен Уотт остались прежними.

– Я только что от Джонатана Мартина, – сказала она, едва заметно улыбаясь. – Последняя аудиенция.

Аарон улыбнулся ей в ответ и сразу почувствовал, как что-то в душе его стало подниматься из глубины на поверхность, что-то правильное, хорошее, касающееся их обоих, не лживое, а достойное восхищения.

Впервые за свою жизнь он смог понять англичанина.

– Расставание с Мартином, вероятно, вышло драматичным?

Хелен посмотрела на него в упор.

– Ну, взглядом вы меня уже не испугаете.

– Вы и раньше не пугались, молодой человек, – Хелен удалось улыбнуться. – В этом и была проблема с вами.

– Благодарю.

Хелен склонила голову.

– Встреча прошла удовлетворительно. Я сказала ему, что всегда терпеть его не могла.

– Так и сказали?

К черту церемонии. К черту допуск к работе с рукописями. Они с Хелен, кажется, одновременно решили выбросить за борт всю ерунду.

– И что же, Мартин ответил взаимностью?

– Разумеется, нет. Нет, он отвесил мне оскорбительный комплимент. Сделал вид, что уважает мое достоинство, а по факту наплевал на него.

Она обратила на Аарона свирепый профессорский взгляд:

– Имейте в виду, мистер Леви, что такие комплименты нужно уметь распознавать.

– Совершенно верно, мэм.

– Он сказал мне буквально следующее: «Ничто из того, что вы говорите, не может меня оскорбить, потому что я вас очень уважаю».

По лицу Хелен скользнуло выражение удовлетворения.

– Я ответила, что питаю к нему те же самые чувства. А он поздравил меня с «выдающимися достижениями». А я его в свою очередь. А затем, – тут Хелен заговорила медленнее, – он выразил сожаление, что мне не удастся закончить исследование ричмондских документов ввиду выхода на пенсию и состояния здоровья, из-за чего, как он изволил высказаться, сильно замедлялась моя работа.

Хелен помолчала, потом пожала плечами и коротко засмеялась. Ее лицо сделалось тоньше, старше, но при этом приобрело некую легкость.

– Небось, сейчас смеется надо мной со своей любовницей за рюмочкой коньяку.

– Любовницей?

– Да, – просто ответила Хелен. – Пенелопа Бэбкок – его любовница. Вот и вы теперь знаете факультетскую тайну.

– Ну, вот ведь ублюдок! – вырвалось у Аарона.

– Перестаньте защищать меня! Вне зависимости от того, ублюдок Джонатан Мартин или нет.

– С чего это вы его защищаете?

– Я не собираюсь ни защищать его, ни осуждать. Какое бы отвращение я ни испытывала к нему, все одно мне никогда не узнать, что именно подвигло его на такой выбор. Жизнь – грязная штука. Отрицать это и считать, что единственный благородный путь – оставаться над схваткой, – так можно отравить себе всю жизнь.

Хелен закончила свою страстную тираду и внимательно уставилась на Аарона, словно требуя от него разделить ее точку зрения. Аарон не совсем понимал, что происходит, подождал немного и сказал:

– А все-таки он ублюдок.

Хелен кивнула, как бы уступая.

– Так, а теперь объясните, пожалуйста, что мы здесь делаем.