Вес чернил

26 мая 1691 года

В защиту того, кто презрел огонь

Не вор, но в этой краже признаюсь:
Один лишь раз за жизнь, что Бог мне дал,
Я из огня действительно украл
Ту, перед кем в любви сейчас клянусь,

Кому всего я посвятил себя,

Кому отдал все ночи и все дни,
С кем перед Господом едины – и одни,
Пред кем дрожу и радуюсь, любя,

Я чту святое чувство, чту Того,

Кто херувимов сонм поставил стражей
Над брачным ложем.
И свои оммажи
Я буду приносить той, кто меня воздвиг из ничего!

Я поначалу не снискал ее похвал.

Она смотрела на меня без интереса,
Но жизнь, сорвав никчемные очесы,
Мне доказала, что и так я знал:
Великолепен дух ее стремленья,
И да пребудет с ней благословенье!

В болезненной мокроте редких слов Сочится Смерть.

Она не встанет вольно,
Ее болезнь тяжела, как страх,
Одним-единственным она теперь довольна —
Страницы жизни превратятся в прах.

Мне не дано понять ее полет,

Ее дыханье глубже и честнее.
В душе моей надежда тихо тлеет
Поймать хоть тень ее.
Но нет, увы, не тот
Запал в груди моей. И я робею.

Ребенка не родив, не выполнив свой долг,

Ни дома не храня, ни красоты,
Она исполнила ей данные мечты.
Я очень дорожу ее душой.
О, если б сохранить слова я мог!
Пусть мне в лицо смеются, мол, чудак!
Без сердца, без любви, без ласки, что ж…
Но на алмазы падок лишь дурак.

Вот Смерть крадется.

Страшное грядет,
Учет души ведется кропотливо.
И все ж отчаянно, и страстно, и пытливо
Я умоляю: задержись! Болезнь пройдет…
Пощады, Боже, кровь пустите, кровь!
Но даже когда поступь Смерти у постели
Стучит костляво – пеплом облетели
Страницы с именем ее, но вновь и вновь

Она ревниво возражает… Нет!

След истинных трудов ее живет,
Ошибок след, и умственных забот,
Великих мыслей неизбывный след!

Уходит сон, и жизнь вместе с ним,

И на душе тогда лишь ей легчает,
Когда ее перо и мысль отвечают
Глаголом женщины под именем мужским.

Она скрывает даже от меня

Свою работу.
Думает – не вижу,
Смерть пригибает ее силы ниже, ниже, —
Боюсь, она не выдержит, любя

То, что дороже ей всего, всего важнее.

Не осуждайте ж, ересью травя
Ту, кто собой явила милосердье —
Жестокость превзошла своим усердьем,
Из грязи вывела меня на чистоту.

Но на устах моих теперь печать.

Убит, раздавлен, ужасом охвачен!
Утри глаза мне: горя долг оплачен
Тем, кто потери вынужден считать.

Под «Вечной лестницей» свой урожай оставь.

Держи свой дух от жизненных забот
Подальше, пусть ликует и живет
Во истине, забыв про мира явь.

В то утро, жизненный огонь отринув,

Ты отошла под взгляды херувимов[67].

На последней странице крупными буквами значилось: «Альваро Га-Леви».

– Так, значит, она… – проговорил Аарон, опуская руку.

– Она вышла за него замуж, – певуче закончила за него Хелен.

– Но я думал, он…