Вес чернил

Утром Хелен чувствовала боль в руке от долгого писания. Когда она встала с постели, в глазах заплясал целый сонм огоньков. Странное спокойствие воцарилось у нее в душе, когда, выйдя на кухню, она потянулась за второй туфлей и вдруг почувствовала, как в мозгу что-то разорвалось. Внезапно и с треском. Это совсем не походило на симптомы болезни Паркинсона; в тихой ясности, наполнившей ее, это казалось чем-то новым, чем-то освобождающим, молнией, ударом, избавлением. Стремлением спасти ее от судьбы, которой она больше всего боялась, хотя и заставляла себя думать о ней. «Все нормально, – сказала Хелен. – Знаю, знаю давно…»

Все еще в том же костюме, в который накануне обрядили ее Патриции, Хелен направилась на почту, что располагалась на полквартала дальше от ее квартиры. Очередь была большая, и низенькое помещение вдруг накренилось и закружилось перед взором. Хелен протиснулась вперед, держась за стену.

Почтовый работник за стойкой оказался прыщеватым молодым человеком, слишком худым для своей одежды. Хелен протянула ему конверт.

Юноша осмотрел конверт, а затем взглянул на Хелен, показывая на марку:

– Недостаточно, чтобы письмо дошло до Израиля.

Она улыбнулась, вынула из сумки кошелек и, открыв, положила его на стойку.

– Я не собираюсь искать там ваши деньги, – возмущенно заявил юноша.

Она ждала, слегка покачиваясь перед стойкой.

Юноша озадаченно прищурился. Шли секунды, но Хелен молчала, а юноша мялся, словно хотел спросить, все ли с ней в порядке, но не мог подобрать нужных слов. Она видела, что ему неловко из-за того, что он допустил оплошность, не поинтересовавшись ее здоровьем. И, перевернув кончиками пальцев открытый кошелек, из которого выпало несколько монет – достаточно, чтобы оплатить пересылку письма без подписи и конечного адресата, – Хелен ответила юноше легкой улыбкой, в которой заключалась вся милость мира.

Глава тридцатая

Ричмонд, Суррей

12 августа 1667 года

Пение птиц. Тихое течение воды. Звуки реки, свежие и полные надежды.

Яркая синева, от которой кружится голова.

Белая простыня, что Альваро расстелил на траве, слепила на солнце. Эстер подошла по тропинке к самому берегу. Затем, помедлив, ступила на траву, и ее туфли заскользили по мягкой земле.

Альваро смотрел на нее и улыбался. Свои бриджи он закатал до колен и болтал ногами в темной воде, как ребенок.

– А если я простужусь и умру? – спросила Эстер.

– Ну наконец-то! – воскликнул Альваро. – Я знал, что все-таки уговорю тебя.

От травы шел густой и пьянящий дух.

– Пока не уговорил, – заметила Эстер.

– Если ты простудишься и умрешь, – продолжал Альваро, как будто не слыша, – я опубликую твои сочинения под своим именем и прославлюсь на весь мир своими мыслями, пока какой-нибудь король не прикажет отрубить мне голову, чтобы прервать их поток.

Эстер даже не улыбнулась.

– Обещай, – сказала она, – обещай, что сожжешь их. Альваро лениво болтал ногами, и брызги долетали до туфель Эстер.

– Не раньше, чем… – начала она опять, но ее неожиданно остановила мысль о том, как бы смеялась над ними Мэри, как бы она фыркала, услышав о сделке, которой они купили эту жизнь.

– Смотри, Эстер!

Альваро встал у самой воды, оттолкнулся, и его худощавое тело скользнуло в коричневатую воду.

Потом он поплыл обратно к берегу, и вокруг его головы разлетались сверкающие капли.

Как же он научился плавать в изгнании, которое должно было погубить его?

Альваро вышел из воды, и белая мокрая рубашка облепила его тело так, что были видны все ребра. Прищурившись, он посмотрел на тропинку и дальше – на холм, с которого должен был появиться резчик херувимов. Радостное предвкушение озарило его лицо.

– Так обещай же! – слабо повторила Эстер.

Яркая синева, от которой кружится голова.

Глава тридцать первая

Лондон

9 апреля 2001 года

Аарон снова потянулся к телефону – четвертый раз за день. Набрав номер Хелен, который уже успел выучить наизусть, наговорил на автоответчик:

– Хелен, это снова Аарон. Клянусь, я не собираюсь вас преследовать и докучать вам. Просто дайте мне знать, что с вами все в порядке, хорошо? Обещаю, что не буду красть документы, хотя я и мародер, да еще и американец. Послушайте, – добавил он, – это не угроза, но если вы не перезвоните, я поеду в университет и подниму тревогу.

Тишина на линии казалась бесконечной.

– Обещаю не говорить Мартину, как вы всегда им восхищались.

Он подумал, чего бы еще такого добавить, но в трубке раздались гудки отбоя.

Он опять повернулся к монитору. Курсор укоризненно мигнул. Без свежих ричмондских бумаг, не зная, что с Хелен, на второй день он почувствовал себя настолько потерянным, что заставил себя открыть свою диссертацию. Педантичный анализ, заметки для основной части, которую так и не написал… Аарон читал и читал, но диссертация казалась обнесенным стеной городом, вокруг которого он ходил в безуспешных поисках входа.