Вес чернил

Хелен сосредоточилась на новых строках. Текст был не очень сложный – в основном он представлял собой акростихи, многие из которых Хелен знала, хотя и не встречала именно в этом переводе. Но все же что-то ее смущало, хотя Хелен и не могла внятно сформулировать, в чем заключалась проблема. Работа, в общем, шла как по маслу, и она могла ответственно заявить, что в паре с Аароном им удастся ознакомиться со всеми документами до окончания срока действия разрешения. Но беда была в другом: бумагам уже присвоили инвентарные номера, что нарушило их первичный порядок расположения. Хелен с первого же момента показалось, что тот, кто разместил архив так, а не иначе, имел свои соображения на сей счет. Но вот теперь, после обработки документов, логика неведомого послания была нарушена, и Хелен чувствовала себя как человек, который пытается разглядеть большую картину через узенькую щелочку. Нынешняя молодежь, вроде Аарона, думала Хелен, именно так и читает новости на своих компьютерах. А что там видно? Лишь заголовки да несколько строк текста. То ли дело газетный разворот, который дает ощущение нормального контакта с миром…

– У вас осталось пятнадцать минут, – объявила Патриция Старлинг-Хейт, неожиданно возникнув прямо перед Хелен.

– Страницу переверните, пожалуйста.

Патриция, несколько смягчившись, выполнила просьбу. Уже несколько лет Хелен не рисковала прикасаться к исследуемым бумагам, так как из-за тремора боялась повредить ценный документ. Патриция вежливо наклонила голову и удалилась.

В кабинете появился Аарон. Минут сорок тому назад он, ничего не сказав Хелен, просто встал и вышел, а теперь имел такой вид, будто самовольные отлучки с рабочего места являются привилегией американцев. Он отодвинул свой стул подальше от Хелен и положил перед собой подложку с лежащим в центре письмом.

– У нас есть только пятнадцать минут, – вымолвила Хелен.

Аарон вынул из кармана авторучку и, самодовольно ухмыльнувшись, щелкнул ею о нижний край столешницы. Хамство было его нормальной реакцией на замечания Хелен. Кроме того, он, нимало не смущаясь, с присвистом сосал леденцы, стоило лишь Патриции отвернуться. А сегодня он вообще сам взял документ и переложил его на другую подложку.

«Ладно, эти библиотечные мегеры так или иначе сделают из тебя отбивную», – подумала Хелен, стараясь сосредоточиться на тексте. Она записала перевод очередного стиха в блокнот. Это давалось ей с трудом, строчки ложились с большим интервалом, отчего страницы летели одна за одной, словно у неумелой школьницы, марающей прописи. Хелен крепче сжала пальцами огрызок своего карандаша, досадуя на свою медлительность. Впрочем, это вряд ли было следствием действия леводопы[20], так как Хелен перестала глотать таблетки еще несколько недель назад, что вызвало недовольство доктора Хэммонда. Зловредный препарат оставлял в мыслях Хелен существенные пробелы, и ей казалось, что она путешествует по бескрайнему океану, лишь изредка наталкиваясь на крошечные островки памяти. Нельзя сказать, что ощущение это было таким уж неприятным, и в этом-то и заключалась проблема. Просыпаясь посреди ночи от тишины, царившей в ее мыслях, Хелен впадала в ярость. Она не могла определить границы собственного разума. Та тишина, что мучила ее, означала поражение. И Хелен дожидалась утра, дрожа от ужаса в своей тонкой ночной рубашке. Она боялась снова уснуть, чтобы не потерять окончательно остатков сознания, и руки ее попеременно тянулись то к горлу, то к вискам.

Доктору Хэммонду она сказала, что предпочитает тремор, чем такое состояние.

Однако сегодня ее разум был так же устрашающе пуст. Да что ж это такое?! Хелен хотелось встать и пройтись по кабинету, чтобы размяться, но она боялась, что на нее нарычит Патриция – мол, хождение представляет опасность для старинных бумаг. Да, какая же ирония судьбы: ей повезло обрести бесценные документы, но поздно – не осталось сил. Последнее время Хелен перестала бороться с усталостью. Вместо того чтобы встать и пройти в соседнюю комнату за какой-нибудь понадобившейся вещью, она предпочитала вообще обойтись без нее. Или несмотря на то, что картридж в принтере уже дышал на ладан, Хелен использовала его до последнего, хотя ничто не мешало ей съездить в магазин и купить новый. Она была слишком слаба – эта мысль впервые посетила ее, – чтобы сложить воедино кусочки головоломки, каковую являли собой древние манускрипты.

У Аарона заверещал мобильник. Хелен вздохнула. Обе Патриции, словно валькирии, безмолвно появились из ниоткуда, одновременно указывая на распечатанное предупреждение о запрете сотовых телефонов. Аарон посмотрел на дисплей, выключил телефон и, застенчиво пожав плечами, сунул в карман, сделав вид, будто просто забыл о нем.

Обе Патриции сверкнули глазами, но отступились.

Хелен встала со своего места, подошла к Аарону, который еще не успел убрать с лица ухмылку, и заглянула в лежавший перед ним документ. Это был список книг, содержащих правила по соблюдению Песаха.

– Писала не Алеф, – заметила она.