Весь этот свет

Меня не отпускало чувство, что Марк знал о катастрофе. Может, он и был в машине. Его реакция еще больше усилила мои подозрения, и, хотя объяснение было довольно разумным, мне все же казалось, он пытается обвести меня вокруг пальца.

Я взяла мобильник, подумала – нужно вновь попробовать дозвониться до Джерейнта. Тяжесть мобильника в руке напомнила о чем-то еще – о том, как я слушаю голосовое сообщение на телефоне. Внезапно я четко увидела свою квартиру и маленький столик, на котором лежал телефон. Сохраненное голосовое сообщение светилось красным и было до боли знакомо. Я знала, что прослушивала его снова и снова, пока каждый звук и вздох не отпечатались в моей памяти.

Голос Джерейнта.

«Мина, перезвони мне. Сейчас. Или, ладно, через пять минут».

Я уронила мобильный, и он упал с кровати, ударился об пол. Голос Джерейнта все звучал, далекий и ясный, будто прямо сейчас, не в моей памяти.

Почему я запомнила это сообщение? Я не хотела знать.

Почему я слушала его снова и снова? Я не хотела знать.

Я вспомнила, как включила автоответчик, и снова увидела мерцающий огонек сохраненного сообщения. Мощная батарея позволила ему пережить поездку из Лондона в Брайтон. Я вспомнила чувство облегчения и в то же время собственной никчемности. Красный свет мерцал болью, осознанием вины, гневом. В глубине души я надеялась, что батарея долго не протянет, что сообщение исчезнет в никуда, но знала – я не заслужила оправдания.

Я просто не хотела вспоминать об этом.

Дверь раскрылась, и от меня требовалось только войти. Джерейнт ждал на той стороне, в этом я не сомневалась, но почему-то не хотела к нему подойти.

Грейс

Грейс, как обычно, пыталась закрепить шпильками шапочку, и, как обычно, та не поддавалась. Она думала об одном из пациентов, о том, как он провел ночь, и не с первого раза расслышала слова Эви.

– Извини. Задумалась.

– Томас просил тебе передать, – Эви протягивала ей книгу в твердой обложке. «Комната с видом»[18]. В красном переплете, с золотыми буквами на корешке.

– Он сказал, тебе не хватает времени дойти до библиотеки.

– Скажи ему, что он зря беспокоился. – Грейс отвернулась от Эви и красивой книги.

– Ах, какая ты Снежная королева, – с одобрением заметила Эви. – Совсем не такая простушка, как притворяешься.

– Я серьезно, – отрезала Грейс суровее, чем ожидала. – Ему следовало бы знать – если дежурная сестра увидит меня с книгой, меня вызовут на ковер.

– Не думаю, чтобы тебя ругали за чтение, – заметила Эви. – Хотя у нас тут личности своеобразные, кто их знает.

– Мне кажется, игра не стоит свеч, – сказала Грейс, на этот раз имея в виду не только книгу. Она не могла отделаться от воспоминания о черной тени за спиной. Она чувствовала, как тень стоит сзади, выжидая подходящего часа, постоянно напоминая – счастье не для Грейс, все, что ей дорого, может рухнуть в любой момент.

Эви чуть подтолкнула ее локтем, чтобы встать рядом у зеркала.

– Роберт говорит, жить не стоит, если не рисковать. – Обнажив зубы, она провела по ним языком, как кошка.

Грейс отвернулась от зеркала. Риск был роскошью, которой она не смела себе позволить.

Как бы в подтверждение ее философии, палата встретила Грейс хаосом и шумом. Дежурная сестра, проходя мимо, покачала головой.

– Барнс растянула лодыжку. Только этого мне и не хватало.

Рук не хватало, и день прошел в бешеном ритме. Грейс завалили поручениями, и времени думать о таинственных тенях и злом роке катастрофически не было.

Когда смена закончилась, она пошла навестить Барнс, которая сидела в кровати, держа на коленях учебник.

– А, это ты, – сказала она с облегчением и вынула из-за обложки журнал. – Дежурная сестра велела мне учиться, раз уж я лежу тут весь день как герцогиня.

Грейс ощутила, как узел в груди чуть ослаб. У Барнс были, как всегда, румяный цвет лица и жизнерадостное настроение.

– Тебе удобно? – Грейс потянулась, чтобы поправить подушки, Барнс послушно наклонилась вперед, и Грейс воспользовалась возможностью взглянуть на ее спину. Тени не было. Она пропала. Барнс вновь рухнула в кровать.

– Эй, поаккуратней! – буркнула она, вытянув ноги.

– Да ладно тебе выделываться, – ответила Грейс, – ты же не умираешь.

Барнс не грозила смертельная болезнь. То, что случилось с мадам Кларой. Тревога улетучилась, будто ее и не было.

– А по ощущениям именно так. Когда-нибудь случалось растянуть лодыжку? Ужас до чего болит. Скоро день спорта, а я бегать не смогу.

– Да, но… – Грейс засомневалась, сможет ли объяснить желание широко улыбнуться, сжать Барнс в объятиях и протанцевать с ней по комнате. И неважно, если ее сочтут чокнутой. Тень – не всегда смертный приговор. Она может означать всего лишь маленькую неприятность. Грейс ничего не имела против растянутой лодыжки, с радостью обошлась бы без забега в день спорта и без настольного тенниса сколько угодно недель. Она чмокнула Барнс в румяную щеку.

– Я так рада, что с тобой не случилось ничего страшного.

– Чего? – возмутилась Барнс. – Мне в жизни так плохо не было. Вся кость огнем горит.