Шурик и Гошка всё рассказали, а чтобы ребята не забыли на будущий год, написали им дома памятку:
САЖАЙ БОБЫ!
Это цветными весёлыми буквами, а дальше уже совершенно серьёзно чернилами.
При посадке бобовых культур помни:
1. Положишь в вату – не матусись!
2. Когда зёрна ёжатся – не бойся. Когда лопнут – опять не бойся.
3. Прямые ростки меряй линейкой, закорюченные – на глаз.
4. Бобы растут нормально. Фасоль наоборот. Это знай.
5. Фасоль озвучивай (лучше «Собачьим вальсом»).
6. Что будет надо, спроси у нас. Только ищи нас в 4-м классе.
И подписались.
Рассказы
Близнецы
Лилька и Антон родились в один день. Никто из них не старше и не младше, одинаковые. Сначала они были совсем одинаковые: два пушистых меховых шарика зимой, две панамы и трусики в горошину – летом. И никто не мог понять, где мальчик, где девочка. И они сами, конечно, тоже. Потом стали появляться брюки и платья, и мама начала разбирать, кто сын, а кто дочка. А потом купили машину и куклу, и тут уж сам Антон догадался, что он мальчик, и взял обыкновенный синий самосвал, а Лилька сразу выбрала необыкновенную розовую куклу. Потому что она – девочка.
А в остальном всё оставалось по-старому. Так же играли в мяч, копали песок лопатками. Хотя мяча было два, лопаток, конечно, тоже.
– Ведь можно играть вместе, – говорила мама, – или по очереди. И вполне хватило бы одной игрушки.
А так играли. Всегда вместе, иногда по очереди, но игрушек всё равно было две.
– Ох уж эти близнецы, – качала головой мама и доставала из сумки два апельсина, два сачка для ловли бабочек.
– Надо радоваться, – бодро говорил папа. – И хорошо, что близнецы.
К зиме он принёс две пары лыж. Нормально!
– Ничего страшного, – не унывал папа и купил весною два велосипеда. Но когда решили учить детей музыке и Лилька с Антоном спросили: «А пианино два купите?» – папа воскликнул: – Ну, знаете! – И сделал круглые глаза.
Когда Лилька и Антон были маленькими, они не умели говорить. Но им это как-то было и не надо. Потом Лилька стала говорить, и очень много, а Антон молчал. То есть он тоже всё говорил, только про себя. Ему самому всё было понятно. Мама стала очень волноваться:
– Антон, ну есть же у тебя язык?
«Конечно, есть», – отвечал Антон, только про себя.
– Ну покажи. Покажи язычок.
Антон показывал.
– Умница, – оживлялась мама. – Ведь ты же всё понимаешь?
«Ещё бы», – отвечал Антон опять про себя.
– Ну тогда скажи: «Би-би». Вот это что? Би-би, бибика, ну?
«Не бибика, а самосвал, – говорил Антон про себя. – Что это за ерунда – «би-би».
Вечером приходил с работы папа.
– Что надо папе принести? Папа в одних носках. Как он будет топ-топ?
«Очень просто, – думал Антон, пока шёл за тапочками. – Папа уже топал в носках на кухню».
– Я очень беспокоюсь, – вздыхала мама. – Ведь Лилька же всё говорит.
– Ну – женщина!
– Вот ты всё шутишь.
– Ничего не шучу. Мы знаем: молчание – золото. Правда, Антон?
А Лилька в это время отдавала приказы:
– Лилька хочет кис-кис. Дайте бритву жу-жу!
Это значит: мамин воротник и папину электрическую бритву. Или запросит блестящий шарик, тот единственный, который поддерживает опрокинутую чашу люстры:
– Хочу шарик! Лильке шарик! Дайте шарик!
– Это нельзя. На вот мячик.
– Лильке шарик, хочу шарик, шарик, шарик!
– А вот лягушка. Прыг-прыг лягушка!
– Шарик, дайте шарик, хочу шарик!
– О-о, – стонал папа. – Снимите люстру. Нет, Антон – это чудо-ребёнок.
Но, конечно, заговорил и Антон. Первый раз вот так:
– Поела, – и отодвинул блюдце с кашей.
– Ещё немнож… – начала мама и замерла. – Ты сказал… Что ты сказал?
– Поела, – повторил Антон басом.
– Ах ты мой умничек, – прошептала мама, и у неё почему-то выступили слёзы. – Мой разумничек. Только надо сказать: по-ел. Понял? По-ел. Повтори.
– Поела, – повторил Антон и слез со стула.
Мама бросилась к соседям:
– Антон говорит! Честное слово. Сейчас сказал: поела. Это он от Лильки… Думает, надо, как Лилька.
Антон и правда говорил, как Лилька: пош-ла, взя-ла. Как-то пришёл со двора в грязных штанах:
– Я в лужу села.
– Ты мальчик. Ты сел. Это Лилька се-ла.
– Лилька не села! Антон в лужу села, – и ткнул себя в грудь. – А Лилька галошу потеряла.
Мама собиралась Лильку и Антона сфотографировать.
– Может, на этот раз будет что-нибудь поинтереснее? – сказал папа.
– Что ты имеешь в виду?
– Какой-нибудь оригинальный снимок. А то дюжина карточек – уставились в аппарат.
Мама пожала плечами.
В фотографии было много народу. Детей прихорашивали: снимали свитера, привязывали банты. Одна чужая мама совсем измучилась со своей дочкой. Она втыкала ей в длинные волосы заколки.
– Ну подожди, ну подожди, не дёргай, – твердила эта мама. – Ну что же ты! – вскрикивала она, а волосы падали на спину. Бабушка, тоже чужая, устроилась в уголке и приговаривала тихонько своему смирному внучку:
– Как сядешь, Витенька, ротик закрой. Закрой и не открывай. Вот так. Вот хорошо. Не забудь. А то прошлый раз как вышел?
Лилька и Антон тоже разделись, положили свои шубки на подоконник и стали в очередь.