Весенняя ветка

Теперь слезть совсем было нельзя. А тут еще от деревни навстречу охотникам шли женщины. Среди них была моя мать и Кузнечиха. Не видно было только Санькиной матери.

Почти у самой сосны они встретились. Немного постояли и пошли дальше. Остались только старик Кузнецов и его старуха. Он положил на траву ружье и, кряхтя, сел на пенек. Видать, сильно притомился. Мне сверху был виден его морщинистый сухой затылок, сутулые, сникшие плечи.

— Ну рассказывай, — затормошила его Кузнечиха, — где его так?

— Где? — жестко ответил старик. — В глухом логу. Вот где.

Он немного помолчал и развел руками.

— Хоть убей, не могу уразуметь. Ружье справное. Стволы порохом задымлены. Видать, стрелял, оборонялся. Но ведь вот беда. В патронташе ни одного заряженного патрона. Один порох. Неужто сам забыл зарядить или Санька созорничал?

Я видел, как отшатнулась Кузнечиха, как схватилась она за голову.

— Батюшки, — прошептала она. — Батюшки, — повторила она громче. И вдруг закричала истошно, дико: — Батюшки!

Старик поднял голову, лоб у него весь покрылся морщинами.

— Ты чего блажишь, дурная? — прикрикнул он, — чего горло дерешь?

Кузнечиха повалилась на траву, запричитала.

— Бедная моя головушка. Да что же это я наделала? Ведь это я научила Марию патроны разрядить. Не Санька тут повинен.

— Ты? — будто задохнулся старик и коршуном поднялся с пенька. — А ну повтори?!

Он тряхнул ее за плечи.

— А ну выкладывай все, старая душегубица.

— Фомушка, — потянулась она к нему. — Фомушка!

— Что, Фомушка? Что! Так это и у меня патронташ разоряла ты? У… гадина!

Он схватил ее за горло, повалил на траву, стал душить.

— Змеюга! Убью!

Глаза у Кузнечихи полезли на лоб, лицо побагровело. Мне стало страшно. Я не выдержал и закричал.

Старик ровно проснулся. Отпустил бабку, огляделся по сторонам, плюнул и, понурясь, побрел к поселку, даже забыл ружье взять.

И вдруг — приглушенное дальностью леса донеслось причитание Санькиной матери. Видать, увидела она растерзанного диким зверем мужа и выла теперь, как затравленная волчица.

* * *

Несколько дней в деревне было тихо, даже не лаяли собаки.

Кузнечиха заперлась в своей избе и не выходила совсем.

Не видно было и Саньки. Стало тоскливо в нашей деревушке, особенно после того, как Санька с матерью уехали в другую деревню.

АЛЕКСАНДР ТЕРЕНТЬЕВ

Александр Владимирович Терентьев, 1943 г. рождения. Член ВЛКСМ.

Окончил машиностроительный техникум. На ЧТЗ работает мастером в стержневом отделении сталелитейного цеха.

ДА ЗДРАВСТВУЕТ АФРИКА!

Ты столько вынесла,
Африка темнокожая, —
Пули и плети,
Грабеж и презрение.

Сейчас же ты чем-то

На тех похожа,
Кому, наконец,
Возвратили зрение.

Ты дышишь все глубже,

Шагаешь все круче,
Мужаешь и крепнешь.
Растешь ежедневно.

Да здравствует Африка

Без наручников!
Да здравствует ветер
Свободы и гнева!

СЧАСТЬЕ — ВОТ ОНО КАКОЕ!

Я люблю тебя и знаю,
Что не будет мне покоя.
Да иначе не бывает,
Счастье — все оно такое.
Беспокойное, как ветер,
И горячее, как солнце…
Для меня ночами светит
Твое дальнее оконце.
Я шагаю. Тучи рядом
Мне грозят дождем и градом.
Нет! Не будет мне покоя!
Счастье — все оно такое!

СТАЛЬ

В ней сила рук
И сила вдохновенья,
В ней жар сердец —
До белого каленья.
И в каждой капле
Стали разных марок
Живет частица
Сердца сталевара.

НЕДОТРОГЕ

Я не знал такого горя —
По ночам бродить, не спать…
У тебя глаза, как море,
Только чаек не видать.
Дорогая недотрога!
Нет у моря берегов.
В нем, наверно, очень много
Утонуло пареньков.

АЛЕКСАНДР ПОСТОВАЛОВ

Постовалов Александр Федорович, 1927 г. рождения. Окончил 9 классов. Работает на ЧТЗ наладчиком.

Рассказы А. Постовалова печатаются в заводской газете «За трудовую доблесть», а также часто передаются по областному радио.

ОДНАЖДЫ ВЕЧЕРОМ

Быстро проходит субботний день. Скоро конец смены. Токарь Миша Чикин доволен работой. Одну за другой устанавливает он на станке заготовки. Ровно гудит мотор. Из-под резца вылетают синеватые стружки.

Под однообразный шум станка Миша напевает вполголоса свою любимую песню:

…Меж крутых бережков
Волга-речка течет…