Весна священная

прощанье, у отеля: «Спите спокойно. По дороге я придумал выход, который не оскорбит ваших политических убеждений»... (Это значит, догадалась я, что бизнесмен почуял выгодное дельце и не хочет его упустить... А в ушах звучало непривычное: «ваших политических убеждений»... Значит, они у меня есть? Собственно, это нравилось мне больше, чем я думала. Это как-то сближало меня с Энрике, Гаспаром, Каликсто, со всеми теми, кто там, за океаном, стал моей истинной семьей, моей родней...) А через два дня Лоран предложил мне вполне приемлемый проект: знакомый ему делец, связанный с театрами, оплатит отели, зал, рекламу и т.п. Сам он и Энрике возьмут на себя, пополам, путевые расходы. Однако мы договорились, что прежде, чем подписать контракт, сотрудник этого дельца съездит в Гавану и посмотрит, стоят ли таких затрат обе мои программы. «А я и так знаю, Веруша!» — сказала Ольга, целуя меня и плача на Аустерлицком вокзале. Когда же мой самолет, поднявшись в испанском аэропорту, прорезал облака и, сверкая на солнце, понесся к океану по ясному небу, я ощутила наконец, что возвращаюсь домой. Этого я давно не ощущала. 30 Ученики мои стали работать с новой силой. Кончилась пора пустых проектов, мечтаний, всех этих «быть может», «наверное», «дай бог». Цель наша была точна и прекрасна. Мы собирались через год дебютировать в Париже, выступать в Париже, блистать в Париже. («Бог даст»,— приговаривала я, суеверная, как все импресарио, которые крестятся цыганским крестом—двумя пальцами, указательным и средним,— заранее принимая провал, чтобы судьба наперекор этому принесла успех.) Когда я рассказала, что все в порядке, что мы поедем за море, что там нас ждут триумфы, ученики мои словно ожили,— признаюсь, они пали духом, когда несколько месяцев назад не состоялась моя поездка в Ныо-Иорк, я не сказала им из гордости, что пала жертвой неумолимого Маккарти. Париж вообще привлекает негров и темных мулатов, ибо там их не держат в невидимом гетто. Мужчины не должны обедать в ресторанах для черных, женщины— причесываться в специальных парикмахерских. Там все иначе. Прежде всего, перед ними вставала Жозефина Бэкер, уже ставшая тотемом (J’ai deux amours, шоп pays et París...!), потом 1 У меня две любви, моя страна и Париж (франц.). 340

припоминали, как прославился в Париже негр по прозвищу Перец, бывший грузчик, он танцевал кубинские танцы в кабаре на Пигаль и на улице Фонтэн, и просто сказочную историю Марино Баррето, довольно светлого мулата, которого взяла в любовники английская герцогиня, знатнейшая из знатных, и, когда он расставался с ней, посылала ему в Париж (тут и начинается мифология) самолетами, для того и нанятыми, дорогие флаконы лаванды, ибо музыкант этот, игравший когда-то в испанском фильме «Негр с белой душой», с трудом привыкал к шикарному фраку, крахмальной манишке и сверкающему цилиндру... Теперь на Пласа-Вьеха кипела работа, больше того — каждый день ко мне приходили те, кому хотелось показать, что и они способны к искусству, которое, после долгих сомнений, приняли всерьез. Прежде чем смотреть, годятся ли они мне, я посылала их к Каликсто, который восседал за огромным столом с великолепным пресс-папье и величественной чернильницей и отбирал тех, у кого есть настоящий темперамент, пока—очень скоро — мы не вывесили объявление: «На этот сезон в труппе мест нет». («У тебя лицо совсем другое»,— сказал мне Энрике в день приезда, когда я вышла к нему из таможни. И впрямь, лицо мое изменилось, ибо в полете я многое передумала. Теперь я знала, что с Европой меня ничто не связывает. Я могу возвращаться туда сколько угодно, чтобы показать свою работу и получить оценку в высшей степени тонких (да, ничего не скажешь...)-зрителей. Но жизнь моя, судьба, работа, дар мой и самая глина, над которой я тружусь,— здесь, на Кубе. И все как нельзя лучше помогает мне воплотить мои мечты. Теперь я поняла, что первая школа, которой я пренебрегала из-за легкого отношения к балету светских моих учениц, очень полезна мне, иначе просто не на что было бы содержать вторую. Деньги молодых буржуазок помогают учить и тренировать «совет нечестивых», как называл Гаспар моих будущих звезд. Сообщающиеся сосуды... Сколько жидкости в одном—столько и в другом. Значит, надо подбодрить Сильвию с Маргаритой и чаще наведываться самой, присматривать за классом, это окупится. «У тебя лицо другое»,— сказал Энрике. Да, правда, я изменилась, я отдохнула от забот, и ночью мы любили друг друга преданно и пылко, как вначале. А потом беседовали, словно влюбленные, вполголоса, лежа рядом. И вдруг Энрике спросил такое, что я расхохоталась: «Слушай, что там пишут о Бандунгской конференции?»— «Как? Бандунгской? Где же это? Ах, да! В Индонезии. Какой-то съезд, там выступал Неру и китаец Чжоу Эньлай. Нет, 341