Весна священная

ничего такого не читала. Пойми ты, я балетная дура, никогда не разберусь в политике»...) Работала я так самозабвенно, что на сей раз зима застала меня врасплох, тогда как прежде я всегда замечала первые ее признаки. Впрочем, на этот раз меня, пожалуй, поразило даже больше, чем обычно, то обновление красок и далей, которое она внезапно приносила в город. Явившись однажды с Бермудских островов, где циклоны сотрясают так часто и Калибанов, и Просперо, великолепная карибская зима преображает мир, заливая его прозрачным, чистым, равномерным светом, в котором меркнут трепетные дымки, порожденья той летней поры, когда жара оседает в тупике, в закрытом дворике, на клумбах парка; здания и перспективы, объемы и расстояния вступают в новые отношения. Недвижный, негустой, сияющий от зари до зари свет придает строгость теням — нет, проекциям — колонны, карниза, какой-нибудь истинно римской вазы, стоящей на углу плоской крыши, среди развешанных на просушку простынь и скатертей. В таком ясном сиянии все казалось чистым и четким, дальнее приближалось, светлели старые стены, пористыми становились морские камни собора, сверкала беленая ограда. Когда я глядела на другой берег порта, мне представлялось, что крепости подступили за несколько часов совсем близко, ко мне в руки, во всей мощи выпуклых контрфорсов над тихой водой, еще вчера тревожной и беспокойной, сегодня же — густо-синей, пусть с легкой искрой (игра пузырей, всплеск рыбы?), но мирной и величавой, как витраж. Карибской зимой город вышел мне навстречу, чистый и ясный, словно очерченный, и когда я ехала в маленькой машине от Пласа-Вьеха к парку, вдоль моря, дома как будто поворачивались передо мной, показывая себя со всех сторон, как иногда показывают себя предметы у Брака и Гриса. Барочный по духу своему, город становился похожим на полотно кубиста под милостивым северным ветром, утверждавшим свою власть, понижая температуру на граду с-другой, чего хватало/однако, чтобы дамы поважнее вынули чернобурок из шкафа, где эта бедная лиса томилась в спячке, пропитываясь нафталином, которым она и пахла на первой прогулке, после долгого сна... Вот так и мы на Пласа-Вьеха проснулись от спячки, хотя недолгой, пробудились от дремоты, окутывавшей нас в первые месяцы этого года, когда мы отрабатывали па и позы перед единственными зрителями — нашими отражениями в зеркале. Теперь мы работали пылко и самозабвенно, то и дело отирая шею махровым полотенцем, так мы старались. И меньше слыша342

лось: раз, два, три, и раз, и-и-и-и два, и-и-и-и три, мы перешли от классики к 2/16, 3/16, 5/16, 2/8 «Священной пляски», где тело меньше подчинено счету, его сама собой несет музыка, которую все знают на память—и* этого мы добились. Пока Мирта, танцевавшая главную партию и помогавшая мне ставить балет, разбиралась с труппой в партитуре, сама я в задней комнате, где были и станки, и зеркало, работала над «Направлением» Вареза с восемью танцовщиками — четверо мужчин, четыре девушки,— и особенно отличались у меня Филиберто и Серхио, друзья Каликсто, которых он как следует оттренировал. Тут проблема была другая: если в «Весне» я противопоставляла группы, двигавшиеся в лад или наперекор друг другу, то здесь мерные удары создают ощущение непрерывности, и надо создать непрерывность танца, сплетая всплошную сольные па и приноравливая вариации к неожиданным движеньям ритма. Словом, когда начался декабрь, в старом испанском особняке кипела работа, как в улье. Однажды, пока все закусывали и отдыхали, Каликсто надел прямо на трико рубашку и брюки, сбегал на улицу и принес газету — если не путаю, «Крисоль»,— а ученики мои через его плечо прочитали поразительное сообщение: «Неудавшаяся высадка. Военный флот захватил яхту. Командование подтверждает факт высадки, но о гибели Фиделя Кастро сведений нет. Части прибудут лишь к полудню. Яхта обнаружена в пять часов вечера с воздуха, недалеко от берега, между Никеро и Мансанильо». Каликсто снова побежал на улицу, купил другую газету — кажется, «Пуэбло»,— и все с нарастающим волнением прочитали короткие шапки: «Захвачена яхта Фиделя Кастро. Самого Кастро на ней нет». А Эрменехильдо прочитал в «Паис»: «В Сантьяго восстановлен порядок. Сведений о Кастро нет. Неизвестно, в стране ли он». Мне пришлось закричать: «Бросьте газеты!» — иначе они бы не перестали обсуждать это, строить предположения, и, хотя дальше мы работали, как обычно, было заметно, что и Каликсто, и Эрменехильдо рассеянны, выполняют все механически, словно спешат поскорее кончить занятия. Вечером я спросила Энрике. «Не знаю, не знаю,— сказал он.— Газеты читал, а больше не знаю ничего. Конечно, что-то там случилось. Завтра узнаем...» А завтра «Алерта» сообщила: «Преследование продолжается. По- прежнему неизвестно, где Фидель Кастро». Читая же «Диарио Насьональ», Каликсто обрадовался: «Президент Батиста отрицает смерть Фиделя Кастро» и там же: «Армия и флот преследуют бунтовщиков в зоне Никеро»... 5-го мы читали уже не слухи и сплетни, а настоящие сводки: «...Большие потери... Сражение в зоне 343