Весна умирает осенью

– Что ж, я рад, что «Весна» сохранилась… Этот рисунок стоил всей коллекции Вишневского – так утверждала Зоя. В сорок четвертом вместе с парой других работ родители передали его на хранение своему семейному доктору – Осипу Штерну. Сами они в тот трудный период переезжали с места на место и рисковать не хотели.

– Почему же они не законсервировали все в парижской квартире?

– Во время оккупации пустующее жилье в центральных кварталах занимали офицеры рейха. Они же вывозили оттуда все ценности – вам ли не знать!

– Вы правы… Так что же случилось с доктором? И куда подевались картины?

– Длинная история. Вряд ли вам захочется вникать в семейные перипетии, – неожиданно замкнулся Мартель.

– Наверное, я должна была рассказать вам сразу… В общем, это я обнаружила тело Зои и вызвала полицию. С тех пор постоянно об этом думаю.

Он взглянул на нее удивленно, но углубляться в подробности не стал.

– Признаться, и у меня сердце не на месте. Газеты во всем винят алкоголь, которым она в последнее время злоупотребляла. Что ж, может, в этом и есть доля правды. Однако свой последний вечер Зоя проводила не одна, а ее таинственный компаньон пожелал остаться неизвестным…

Он замолчал и поднялся из кресла.

– Знаете, я все время пересматриваю старые записи. Какая она была, когда мы встретились! Юная, искренняя, ранимая… совершенно безыскусная. Только взгляните.

Он протянул руку к пульту, лежавшему поверх бюро, и нажал на кнопку. В книжном шкафу вдруг вспыхнул монитор, на который Оливия сначала не обратила внимания. На встроенном экране появилась заставка: «Парижский фестиваль театральных миниатюр».

Затем на белом фоне возникло черное пятно, которое по мере приближения камеры превратилось в женский силуэт. Тонкая фигура в темном платье стояла спиной к зрителю. Наконец тихо, словно издалека, зазвучал знакомый голос. Медленно разворачиваясь к камере лицом, юная Зоя читала стихи. Чистосердечно, без драматического надрыва и театральных интонаций, как будто делясь сокровенным с кем-то очень близким.

Я думала, Россия – это книжки.
Все то, что мы учили наизусть.
А также борщ, блины, пирог, коврижки
И тихих песен ласковая грусть.
И купола. И темные иконы.
И светлой Пасхи колокольный звон.
И эти потускневшие погоны,
Что мой отец припрятал у икон.
Все дальше в быль, в туман со стариками.
Под стук часов и траурных колес.
Россия – вздох. Россия – в горле камень.
Россия – горечь безутешных слез[19]

.

– Такой я ее увидел впервые. Мы провели за разговорами пару вечеров, но дальше этого дело не пошло. У меня дети, семья. Да и она была тогда обручена. Ее первым мужем стал старый приятель отца. Он часто бывал в их доме, знал Зою еще подростком. Когда Вишневский умер, тот очень поддерживал и опекал ее. Для Зои уход отца стал настоящей трагедией. Она была неимоверно, почти болезненно, привязана к нему: складывалось ощущение, что они – два края раны, стянутые нитью судьбы.

– Тот ее брак… Он ведь долго не продлился?

– Они разбежались буквально через год. Я тогда еще об этом не знал. Пришел однажды в «Театр Старой Голубятни» и увидел ее на сцене. Имя Зои не было заявлено в афише – она подменяла заболевшую актрису. Играла какую-то русскую барышню, гибнущую от тоски в эмиграции. Что-то в духе набоковской «Красавицы». После спектакля я заглянул к ней в гримерную. Мне казалось, я выгляжу пошло: старый павиан окружает вниманием молодую самку. Сейчас она обернется, произнесет пару вежливых реплик и выставит меня за дверь. Но вместо этого она поднялась, сняла с плечиков плащ, сказала буднично: «Пойдем, уже поздно». С того вечера мы не расставались.

Оливия хотела было поинтересоваться причинами их развода, но вдруг смутилась.

– Нет-нет, дело было не в изменах. – Мартель оказался проницателен. – Я любил Зою неистово, ни о ком другом и подумать даже не мог. Этим я напоминал ей отца – она нас часто сравнивала. А вот в себе черт собственной матери она не замечала. Говорила пренебрежительно: «От нее мне досталась только внешность».

– Они были похожи?

– Неотличимы!

– Почему же вашу жену так напрягало это сходство?

– Трудно сказать. Может, потому что красота не принесла Ольге счастья.

Оливия удивленно округлила глаза.

– Да-да, ведь на самом деле их брак с Вишневским было сложно назвать удачным. Он страстно любил жену, мечтал о совместном ребенке, а та… – Мартель махнул рукой. – Впрочем, вряд ли я имею право об этом распространяться.

– Ну а Зоя… маленькая Зоя догадывалась, что между родителями неладно?