Весна умирает осенью

– Не думаю. Правда через несколько лет после смерти матери, уже подростком, она нашла на чердаке дома в Довиле какой-то саквояж. Представляете, как в кино: среди хлама, мольбертов и подрамников пылилась древняя багажная сумка. В ней мундштуки, перчатки, манишки, сплющенные шапокляки и прочие атрибуты довоенного прошлого. На самом ее дне лежал несессер для письменных принадлежностей. В нем хранилось несколько свернутых листов, исписанных Ольгиным почерком. Я не знаю точно, о чем там говорилось – Зоя эту тему упорно обходила молчанием. Однако с того момента ее отношение к матери резко переменилось – она словно стала для Зои чужим человеком.

– Ну а как же доктор Штерн? Неужели никто не пытался его разыскать?

– Отчего же… Ольга ведь была близка со Штерном – он лечил ее от жестоких мигреней. После освобождения Парижа она наводила справки, отправляла запросы и сумела кое-что выяснить. Дело в том, что жена доктора была еврейкой. Почти всю войну им удавалось это скрывать – она не носила нашивки в виде желтой звезды на одежде. В конце концов кто-то написал на нее донос. Зоя утверждала, что это сделала одна из пациенток Штерна – между женщинами вспыхнул конфликт. Словом, в сорок четвертом мадам арестовали и депортировали. Над самим Штерном сгустились тучи. Фамилия, смахивавшая на немецкую[20], долгое время его выручала, но после высылки жены перестала служить надежным прикрытием. Сосед Штерна по лестничной клетке был полицейским. Однажды он зашел к доктору и посоветовал исчезнуть из города как можно скорее – шла очередная зачистка. Штерн уехал из Парижа незадолго до вывода немецких войск. С собой он прихватил и работы Вишневского, включая «Весну».

– И потом он так и не объявился?

– Я вижу, история не оставила вас равнодушной, – грустно усмехнулся композитор. – Долгое время нам ничего не было известно. Но в семьдесят восьмом опубликовали «Мемориал» – список имен депортированных евреев, даты их ареста и названия лагерей, куда они попали. Зоя отыскала там жену Штерна, а вот судьба самого доктора так и осталась под вопросом. Однако через десять лет случилось чудо: всплыли две работы Вишневского, пропавшие вместе с «Весной». Одна богатая швейцарская семья одолжила их для ретроспективной выставки в Париже. Картины привезли в столицу, и тут оказалось, что они давно разыскиваются европейской комиссией по вопросам реституции.

– Как же эти люди заполучили полотна?

– Оказалось, в сороковые годы их дед заведовал госпиталем в Безансоне. В конце войны туда устроился работать один приезжий русский доктор. Они подружились. Доктор рассказывал о своих планах: обратиться в советскую репатриационную миссию и подать заявку на выездную визу. Однако для реализации плана ему нужны были деньги. Тогда он продал все свое имущество, включая эти картины.

– Постойте… Вы хотите сказать, что Штерн покинул Францию?

Композитор кивнул.

– Полагаю, что «Весна» отправилась с ним – акварель ничего не стоило спрятать в личных вещах.

– И больше о докторе вы ничего не знаете?

– Только то, что его след теряется в момент пересечения границы СССР в сентябре сорок пятого.

Оливия опешила.

– Неужели белоэмигрант Штерн вернулся в Советский Союз, да еще в такой момент?! Это же чистое самоубийство!

– У вас ведь русские корни, верно? – вдруг уточнил Мартель.

– Мама родилась и выросла в России. Выйдя замуж за моего отца, в начале девяностых она оказалась в Греции. По-русски я говорю благодаря ей.

– Тогда, возможно, вы в курсе, что после войны миллионы русских были репатриированы. Многих из них высылали из Европы принудительно, но нашлись и те, кто поверил обещаниям Сталина и захотел отправиться в СССР добровольно. Например, французские коммунисты и белоэмигранты, страдавшие неустроенностью и так и не выучившие язык. А также французы и француженки, вступившие в брак с советскими гражданами, угнанными на работы в Германию. Если верить Зое, клиентами Штерна были в основном свои – полностью ассимилироваться ему не удалось. В Париже хватало врачей, кому нужен какой-то приезжий доктор? Так что после трагической смерти жены он вполне мог устремиться в Советский Союз – в державу, спасшую мир от фашизма. В страну, во главе которой стоял выдающийся человек…

– И все-таки это звучит абсурдно – ведь уже тогда было известно об ужасах сталинского режима. Как человек в здравом уме мог на такое решиться?

– Милая моя, – вздохнул композитор, – вы молоды, а потому плохо себе представляете настроения, которые владели Европой в конце войны. После победы под Сталинградом в глазах многих СССР превратился в супердержаву, способную спасти мир от фашизма. Советское государство казалось идеальной моделью общества, в котором каждому доставались кусок хлеба, рабочее место и крыша над головой. И даже «белые русские», люто ненавидевшие коммунизм, но тосковавшие по Родине, подверглись этой эйфории. Пользуясь благоприятной ситуацией, Сталин вскоре издал декрет о восстановлении в гражданстве подданных бывшей Российской империи[21].

– Ну и как много народу клюнуло на эту приманку?