Мартель неопределенно пожал плечами:
– Увы, я знаю об этом лишь из рассказов Зои. Она ведь всегда поддерживала связь с русской общиной – даже когда стала знаменитостью. Кажется, желающих уехать набралось тысяч семь или восемь… В кругах эмиграции тогда царил раскол – одни утверждали, что возвращенцев ожидает ад. А другие искренне верили, что им предоставляется шанс обрести родную землю и помочь стране восстановиться.
Тут лицо композитора исказила гримаса. Он вытянул перед собой левую ногу и потер колено.
– Правда состоит в том, – добавил он, когда боль отступила, – что человек всегда надеется на чудо. Уж такова его суть. «Родина ждет вас!» – провозглашали агитплакаты, обещая трудоустройство, бесплатную медицину, образование и материальную помощь. Похожие слова звучали и в советском посольстве, в котором проходили показные приемы. В то же время истощенная Франция ничего не могла предложить своим приемным детям… В сорок пятом вновь ввели продуктовый паек – он был скуднее, чем в годы оккупации. Да и с работой было плохо.
Мартель тяжело поднялся и, прихрамывая, подошел к окну.
– Конечно, сталинским призывам поверили не все, – продолжил он. – «Родина ждет вас, сволочи!» – так шутили на своих тесных кухнях люди, потерявшие уже однажды землю, близких, средства к существованию… Те, кто лишился всего, кроме безрассудной надежды. Но именно она заставляла их терзаться вопросом: а что если действительно ждет?? В общем, после капитуляции нацистской Германии несколько тысяч добровольцев решили вернуться домой. Среди них, вероятно, оказался и доктор Штерн…
XXI
Акцент
Главный редактор журнала «Эритаж» Поль Танги пребывал в скверном настроении. После собрания акционеров, на котором обсуждались финансовые результаты полугодия, ему пришлось целый час отбиваться от нападок руководства. Рейтинги, а c ними и продажи журнала молниеносно падали.
– Даже у «Этуаль де Франс» ситуация лучше. Докатились! – гремел генеральный директор, метаясь по кабинету. – Такое ощущение, что вы потеряли нюх! Где разоблачения, мой друг, где сенсации?!
– Скандалы и сплетни – удел желтой прессы, – сухо возражал Танги. – Мы публикуем только качественный контент.
– Так вот и сделали бы качественно! Все издания нашего холдинга в октябре написали о Вишневских: у него был юбилей, а она вообще умерла. О таком инфоповоде можно лишь мечтать!
Генеральный плюхнулся в кресло и пододвинул с себе лэптоп.
– Теперь-то, конечно, уже поздно. Но я отправлю вам ссылку на общий архив медиагруппы: там фрагменты из интервью Зои Вишневской, которые не вошли в фильм об ее отце. И множество свежих фотографий. Может, найдете, за что зацепиться. Поговорите с пиарщиками, Танги, срежиссируйте что-нибудь! Не мне вас этому учить!
Запершись в кабинете и достав бутылку арманьяка, редактор принялся просматривать присланные материалы. Щелкая по иконкам и разглядывая лица людей, он вяло размышлял о том, что до пенсии ему не дотянуть. Оставалось еще три года, но с каждым днем он все острее ощущал, что время честной журналистики закончилось. Теперь постоянно требовалось что-то фабриковать, инсценировать и раздувать – по-другому удержаться в топе было невозможно.
Ткнув на первый попавшийся видеофайл, он принялся слушать рассказ Вишневской об артистическом Париже. Речь ее была внятной, умело поставленной, но намеки на сенсацию в повествовании отсутствовали. «Чему удивляться, – злился главред, – в этой информационной свалке разве отыщешь жемчужину…»
И тут он насторожился. В голосе журналистки, задававшей актрисе вопросы за кадром, ему почудилось что-то знакомое. Танги усилил звук и припал ухом к динамику. «Оч-чень интересно, – пробормотал он. – Так-так… Где тут дата записи?»
Через секунду он уже разговаривал со своим секретарем, уточняя, в каких числах сентября стажерка Оливия Илиади была направлена с редакционным заданием в Довиль. Да-да, на русский творческий фестиваль, помните?
Полученный ответ его несказанно обрадовал.
Звонок босса застал Оливию в электричке – единственном пригородном экспрессе, на котором теперь можно было вернуться из Мезон-Лаффита в Париж. В последнее время забастовки транспорта стали делом обычным, так что удивляться этому не приходилось.
Вагон шумел, возмущался, надсадно кашлял, поэтому разговор с Танги пришлось свести к нескольким репликам. Однако из них стало понятно, что главреду не терпелось обсудить что-то важное: он просил «обязательно зайти к нему в понедельник».
Родиону о своем визите в Мезон-Лаффит она рассказывать не стала – к чему эти подробности, если дальнейшей разработкой темы он заниматься не намерен? По большому счету они теперь и ей были не нужны…
Однако на следующий день ситуация изменилась.
Когда Оливия, сдержанно постучав в дверь, заглянула в кабинет главреда, тот сидел на корточках возле шкафа и выдергивал одну за другой какие-то папки.
– Я занят! – рявкнул Танги, не оборачиваясь.
– Но вы просили зайти…
– А, Илиади! Присаживайтесь. – Он жестом указал ей на стул. – Есть разговор.